– Что-то я, Егор Матвеич, не уразумею: то ли кончить меня хочешь, то ли чего другое удумал! Душегуб был твой Тёмный! Вздумал девку зазря погубить, потому как отец её – прокурор и на каторгу его упёк! А я не дал!
Внимательные тёмные глаза мужика ощупывали лицо Петьки.
– Вижу, не врёшь… Лиходей был Федотка, лиходей… Ай ты андел какой?
– Я не ангел, – тихо сказал Пётр, но тут же вскинулся. – Но и не убивал никого! Можешь и кончить меня тут же, только я поступил по совести!
– Остынь, Везунчик, остынь! – похлопал его по плечу Корявый.– Нет боле Тёмного: повесили его за шею до самой смерти! Теперь в аду отчёт даёт… Помянем его душу…
Петьке вновь налили водки.
– Не буду! Туда ему и дорога! – дерзко сказал он.
– А ты не только Везунчик, но и отчаянный! – в голосе мужика послышалось одобрение. – И меня не боишься?
– Что мне тебя бояться? Ты мне вон сколь помогал с кирпичами, – Петька улыбнулся. – Ты, видать, мужик справедливый! А смерти… Её всё едино не миновать!
– Верно говоришь! – Корявый бросил водку в рот. – Так бежать думаешь ли, нет?
Долго они разговаривали. Корявый сотоварищи готовили побег давно: им всем присудили пожизненное, так что терять им было нечего. Не то Петька! По сравнению с ними, ему оставалось сидеть всего ничего, но он знал, что больше тут не выдержит.
– Моченьки у меня нет! – сказал он Корявому. – Душа горит! Ежели я здесь останусь – сотворю чего-нибудь! А на воле найду, где отлежаться!
– Ну, лады, – Корявый медленно встал. – Иди спать, Везунчик, и жди. Делать тебе нечего – только ждать.
Потихоньку приближалось лето; Петька продолжал работать на подноске кирпичей и не переставая думал думу о побеге. Хоть он сгоряча и ляпнул Саньке, что готов подорвать немедля, он понятия не имел, как это сделать. Пусть острог и стоял на краю крепости, у самого крепостного вала, но сам вал был огромным, по нему и днём и ночью расхаживали часовые с ружьями. Острожный двор был обнесён высоким забором из цельных брёвен, в одной стороне которого помещались тяжёлые ворота, всегда запертые и тоже охраняемые караульными. Ворота эти открывались только для выпуска арестантов на работу. Каждая казарма после вечерней поверки закрывалась на всю ночь. Сбежать было нельзя никак! Удобней всего, как Пётр понимал задним умом, было ускользнуть на этапе, но переводить его никуда не собирались, и Петька таскал и таскал кирпичи, радуясь, что мышцы наливаются силой и здоровьем.
Но вот однажды на вечерней поверке за Петькой оказался мужичонка, что был на побегушках у Корявого.
– Слушай и не оборачивайся, – еле слышно шепнул он. – На неделе нас поведут разбирать барку, потонувшую прошлым летом. Часовые будут только на берегу. Тебе надо оказаться с другой стороны барки и ждать сигнала. Плавать-то умеешь? – словно спохватился он.
– Угу, – шепнул Петька, чувствуя, как его с головы до пят охватывает лихорадка нетерпения. Сане он ничего не сказал: боялся, что увяжется за ним, как собачонка, и не уйдут они далеко. А потом, и с Корявым уговора такого не было…
«Посля как-нибудь его извещу», – думал Пётр, оставляя эти мысли на потом, так же, как и недоумение по поводу осведомлённости Корявого, куда и когда их поведут.
Но, действительно, это свершилось: во вторник большую партию каторжан направили на разборку баржи. И Петра вместе с ними.
Пришли на берег. Никто сразу на работу не набросился, наоборот, уселись закурить, вытащив кисеты с табаком. Лениво принялись переговариваться о том о сём, а больше о том, кому пришло в голову ломать эту барку. Так и сидели, пока не появился пристав над работами.
– Чего сидим? – небрежно осведомился он, помахивая палочкой. – Встали – и за работу! Брёвна не рубить, сохранять целиком!
Арестанты нехотя поднялись и поплелись к воде. Петька шёл вместе со всеми, хотя у него от нетерпения всё внутри вибрировало. Он обошёл барку и оказался почти по плечи в воде. Там уже был Корявый и ещё несколько человек, они сосредоточенно принялись вывёртывать деревянные гвозди.
– Ну что, Везунчик, плавать умеешь? – тихо спросил Егор Матвеич.
– Да вроде.
– По моему сигналу поплывёшь на тот берег. Сдюжишь?
– Сдюжу, Егор Матвеич.
– Кандалы вниз тянуть будут, смотри, не потопни – вытягивать тебя некому будет!
Петька промолчал, налегая на длинный шест. Они успели вытащить несколько брёвен, как он увидел на той стороне дым костра и тут же уловил взгляд Корявого:
– Плыви под водой, Везунчик, на дым!
И Петька тут же нырнул.
Плыть было нелегко, более всего мешали кандалы, сковывая движения ног, приходилось полагаться прежде всего на руки. Выныривая, Петька несколько раз слышал странное чмоканье и догадался, что это пули шлёпаются об воду.
В этом месте Иртыш был неширокий, но Пётр всё равно начал уставать, ноги тянуло ко дну, как будто к ним были привязаны жернова. Пару раз он хлебнул воды, но продолжал упрямо погружаться и держаться под водой, покуда хватало дыхания.
– Слыш, Петруха, не ныряй больше! – услышал он голос Левона. – Пули уж нас не достанут! Плыви к лодке.