Вот пришел великан

- Деточка моя, до этого я три года служил на флоте подводником. И на какой лодке! - с вызовом сказал я.

- Ты? - спросила Ирена. Она спросила недоверчиво и восхищенно, и я съехал с проселка и заглушил мотор,- мне очень нужно было поносить ее немного на руках, как ребенка...

В лесу у озера на моем прежнем месте все было цело - рыжий квадрат хвои, где стояла палатка, конопатые крушиновые штыри для нее, пепел костра. Уже наступала та короткая и всегда почему-то печальная пора межсветья, когда день кончается, а вечер еще не завязывается. Лес казался загадочным и строгим, и из машины я ввел в него Ирену, как в собор без людей.

- Непостижимо,- чуть слышно сказала она,- я тебя еще не видела и не знала о твоем существовании, а ты тут жил...

В прогал прибрежных кустов и деревьев проглядывало озеро. Далеко на середине оно было светло-опаловым, как и небо над ним, а ближе к берегам вода таинственно синела и туманилась. Спуск к озеру зарос ежевикой и черничником, а тропа, что я проторил весной лодкой в молодой осоке, лебедино белела лилиями. Через ее створ хорошо виднелся на том берегу озера одинокий двор бабки Звукарихи. Хата топилась, и голубой сквозящий дым стоял над трубой неколеблемо, мирно и чарующе.

- Боже мой! Ты только посмотри туда, Антон!.. Пусть струится над твоей... над твоей избушкой тот вечерний несказанный свет,- продекламировала Ирена и ткнулась головой мне под мышку.- Я сейчас поплачу, ладно? Немного.

Я обнял ее и сказал, что вот пришел великан. Большой, большой.

- Но он нынче не упал,- сказала Ирена сквозь слезы.- Ты не обращай на меня внимания, это сейчас пройдет. Мне так хорошо и радостно и поэтому трудно...

Мы не могли остаться в лесу, потому что я забыл одеяло. Это выяснилось, когда надо было ставить палатку: в багажнике лежали только мешки с лодкой и палаткой, моя рыбацкая одежда, яблоки, о которых я не вспомнил за всю дорогу, и бутылки. Мы посоветовались и решили ехать к Звукарихе.

- Она совсем-совсем одна? -спросила Ирена.

- Совсем,- сказал я.- Ты купила ей дрожжи?

Дрожжи были.

Звукариха, видать, услыхала шум мотора загодя и сошла с крыльца прежде, чем я вылез из машины. Я поцеловал ее трижды, и она всхлипнула. Фанерные звезды на конике крыльца кровенились густо и темно,- наверное, недавно были подкрашены.

- Ну здорово ж тебе,- сказала она приморенно и сипло. - Карал-карал тогда, а я все жду и жду... Было неясно, что она имела в виду - дрожжи или мое обещание на том серебряном рубле.

- А там ктой-то ж сидит? - различила она в "Росинанте" Ирену. Я сказал, что там жена.

- А брехал - один межедомишь!

- Мы только неделю назад поженились,- объявил я.- Теперь вот приехали порыбачить. И дрожжи тебе привезли. А постель себе забыли...

- Да будто у меня места мало,- сказала Звукариха. Я позвал Ирену, и она пошла к нам по двору плывущей балетной походкой, вытягиваясь в струну и размахивая руками не в лад шагов. Она смущенно поздоровалась с бабкой и тычком, защитно притулилась ко мне.

- Во-во! - поощрила ее Звукариха.- Не выпускай соловья из клетки, пока он тебе все песни не скричит!

Она повела нас в хату. Там крепко пахло перекисшей хлебной дежой, укропом и полынью: седые метелки ее были раскиданы по полу - наверно, от блох. Хорошо - тепло и от чего-то ограждающе - мерцала в сумрачном углу под потолком большая старинная икона. Под ней стоял непокрытый стол за скамейкой, а на нем дымился чугунчик с вареной картошкой.

- А я вечерять собралась,- пояснила Звукариха. Она засветила лампу, и в хате возник тугой ройный гуд мух,- их было столько, что потолок и стены шевелились как миражные.- Ну не б..? - сказала о них Звукариха невинно и ласково, как о нужной ей в доме живности. Я засмеялся, а Ирена ничего "не услышала".- Гоню-гоню утром, ну, кажись, ни боженной, а вечером опять пропасть. Ну не...

- Бабушка, а может, мы все поужинаем на берегу? - перебил я.- У нас выпить есть. И костер разведем.

- Ну! - согласно сказала Звукариха.