Вот так мы теперь живем

– В Ислингтоне, вы хотите сказать?

– Он и здесь шнырял, сквайр. Не скажет девушке прямо, при всех, что любит ее. В Бенгее, и в Меттингеме, и в Элмхемсе каждый знает, что я люблю Руби Рагглз. Я всегда говорю, не обинуясь.

– Мы все знаем: коли вы что решили, то решили.

– Да, и я от Руби не откажусь. Что там у нее за тетка, сквайр?

– Она сдает комнаты. Очень приличная женщина, я бы сказал.

– Она не позволит баронету приходить?

– Безусловно, – ответил Роджер, чувствуя, что не вполне честен с прямодушным мучным торговцем. До сих пор он уходил от всех вопросов про Феликса, хотя знал, что Руби часто встречалась со своим великосветским ухажером. – Миссис Питкин не пустит его в дом.

– Если я подарю ей платье… или синюю накидку… женщины, которые комнаты сдают, они обычно небогатые… или комод для ее лучшей спальни, она не станет больше за меня, сквайр?

– Думаю, она постарается выполнить свой долг и без этого.

– Они любят такие подарки. Я все равно туда поеду, сквайр, после Саксмандхемской ярмарки, гляну, что и как.

– На вашем месте я не стал бы этого делать, мистер Крамб. Руби еще не забыла сцену на ферме.

– Я ж ничем ее тогда не обидел, пришел со всей добротой.

– Однако у Руби очень силен дух противоречия. Если б вы ее обидели, она могла бы вас простить, но вы были доброжелательны, а она злилась, и этого простить не может.

Джон Крамб почесал голову, чувствуя, что глубины женской души непостижнее, чем ему прежде думалось.

– И сказать по правде, друг мой, я думаю, некоторые тяготы жизни у миссис Питкин пойдут ей на пользу.

– Она ест не досыта? – с тревогой спросил Джон Крамб.

– Я имел в виду не совсем это. Думаю, голодом ее не морят. Но разумеется, ей приходится работать на тетку за еду. У той трое или четверо детей, за которыми надо приглядывать.

– Это может пригодиться потом, а, сквайр? – ухмыльнулся Джон Крамб.

– Как вы и говорите, она научится чему-то полезному в другой сфере. Работы там много, и, может быть, она задумается, что ваш большой дом в Бенгее удобнее теткиной кухни в Лондоне.

– Моя гостиная… ах, сквайр! И кровать у меня побольше других в Бенгее.

– Не сомневаюсь, что у вас для нее все устроено лучше некуда, и Руби сама это знает. Пусть пока обо всем подумает – а вы приезжайте через месяц. Она будет сговорчивее нынешнего.

– Но… баронет!

– Миссис Питкин ничего такого не допустит.

– Девицы такие сообразительные. Руби ужасно сообразительная. У меня будто двухсотфунтовый мешок муки на животе, когда я лежу ночью и думаю, что он за ней увивается. Думай я, что она ему поддастся, я бы… Меня б за это повесили, мистер Карбери. Осудили бы и вздернули, как Бог свят.

Роджер снова заверил, что, по его мнению, Руби – девушка порядочная, и пообещал еще раз поговорить с миссис Питкин, чтобы та строже следила за племянницей. От затеи поехать в Лондон после Саксмандхемской ярмарки Джон Крамб не отрекся, но говорил об этом без прежней уверенности. Впрочем, он по-прежнему намеревался отослать миссис Питкин деньги на новую накидку и сказал, что попросит Миксета сочинить письмо и вложит в конверт платежное поручение. Джон Крамб не смущался признать, что по части писательства слабоват. Он мог выписать счет на муку и отруби – дальше его литературные таланты не шли.

Разговор произошел в субботу утром, а днем Роджер Карбери поехал в Лоустофт на собрание по религиозным делам под председательством его друга-епископа. После собрания он пообедал в гостинице с полудюжиной священников и двумя-тремя живущими по соседству джентльменами, после чего отправился в одиночестве гулять по длинному пляжу, которому Лоустофт обязан своей славой. Был конец июня, погода стояла чудесная, но люди еще не хлынули на море. Каждый лавочник в каждом городке страны следует теперь заведенной парламентом моде и едет отдыхать не раньше августа-сентября. Редкие гуляющие состояли из местных жителей, которые на купальных курортах обычно равнодушны к морю, и тех приезжих, что, презрев моду, поселились в меблированных комнатах или гостиницах – «маленьких и неудобных, всего на сто мест». Роджер Карбери, живший неподалеку, любил море и, приезжая в Лоустофт по делам, всегда оставался пройтись вдоль пляжа. Сейчас он шел близко к прибойной полосе, так что слабеющие волны докатывали до его ног. Роджер шагал, сцепив руки за спиной и глядя в сторону берега, когда поравнялся с парой, которая стояла лицом к воде, глядя на волны. Он успел подойти близко до того, как увидел их или они увидели его, и тут узнал в мужчине своего друга Пола Монтегю. Пол держал под руку даму в скромном черном платье и темной соломенной шляпке – однако, несмотря на скромность наряда, дама эта сразу обращала на себя внимание. Разумеется, это была миссис Хартл.