Вот так мы теперь живем

Тронулись в шесть. Роберт отправился первым с большими дорожными сундуками (десять фунтов уже лежали у него в кармане), следом во втором кэбе ехали Мари и Дидон с багажом полегче. Никто их не остановил, и все прошло гладко. Очень вежливый кассир на вокзале продал им билеты и даже пытался заговорить с ними по-французски. Было решено, что Мари не скажет ни слова по-английски, пока корабль не выйдет в море. На вокзале они взяли очень плохого чаю и почти несъедобный завтрак, однако Мари от сдерживаемого волнения почти не нуждалась в еде. В поезд сели без всяких происшествий – и поехали.

Почти всю дорогу они сидели одни, и Мари без умолку говорила о своих надеждах, о будущей жизни, о том, что будет делать и как ненавидит лорда Ниддердейла. Только подумать, после того как ее заставили принять его предложение, он никак не выразил своей любви – «pas un baiser»![14] Дидон предполагала, что у английских лордов так принято. Ей самой больше нравился лорд Ниддердейл, но она согласилась помочь с побегом – по ее словам, из любви к Мари Мельмотт. Мари продолжала, что лорд Ниддердейл урод, а сэр Феликс красив, как ангел. «Пфа!» – воскликнула Дидон, считавшая подобные соображения наивными. Она как-то уловила из воздуха, что Ниддердейл станет маркизом и хозяином замка, а сэр Феликс так и останется сэром Феликсом и ничего своего у него нет и не будет. На хозяйку ее убеждения не действовали. Дидон, безусловно, сочла, что Нью-Йорк, пятьдесят фунтов и все прочее откроют перед ней новую дорогу. Поэтому она согласилась помочь хозяйке, но все равно фыркала, слушая ее глупости. Мари ничуть не обижалась. Она совершала побег – побег на далекий континент, – и возлюбленный будет с ней! Она сказала Дидон, что никакие маркизы ей не нужны.

Ближе к Ливерпулю Дидон объяснила, что дальше надо действовать очень осторожно. Не говорить на перроне, куда едут, иначе все на вокзале узнают, что они садятся на пароход до Нью-Йорка. Времени довольно. Можно спокойно присмотреть за погрузкой дорожных сундуков, а про пароход сказать уже в кэбе. Дорожный сундук Мари был подписан просто «Мадам Расин, в Ливерпуль»; такая же бирка была на втором сундуке, почти таком же большом, с вещами Дидон. Дидон сказала, что не успокоится, пока пароход не выйдет в море. Мари была уверена, что все опасности позади – лишь бы сэр Феликс благополучно добрался до парохода. Бедняжка! Сэр Феликс в это время был на Уэльбек-стрит – искал под одеялом временного забытья от ломоты в висках и сознания, что он все проиграл.

Когда поезд остановился в Ливерпуле, женщины несколько мгновений сидели очень тихо, не желая привлекать к себе внимание спешкой или шумом. Дверь открылась, благовоспитанный носильщик предложил забрать их багаж. Дидон передала ему различные свертки, оставив при себе только шкатулку с драгоценностями. Она первая вышла из вагона, Мари за ней. Не успела Мари ступить на перрон, как к ней, приложив руку к шляпе, обратился незнакомый джентльмен:

– Как я полагаю, вы мисс Мельмотт.

Мари потрясенно замолчала. Дидон затараторила по-французски. Нет, эта молодая дама не мисс Мельмотт; молодая дама ее племянница, мадмуазель Расин. Она сама мадам Расин. Мельмотт! Что за Мельмотт? Они не знают никаких Мельмоттов. Не будет ли джентльмен так любезен пропустить их к кэбу?

Джентльмен не был любезен и не пропустил их к кэбу. С ним был другой джентльмен – не особо джентльменского вида, – а чуть дальше Дидон быстро приметила полисмена, который вроде бы ни в чем не участвовал, но при этом явно готов был в любую минуту вмешаться. Дидон мгновенно сдалась – в том, что касается хозяйки.

– Боюсь, я вынужден настоять на утверждении, что вы мисс Мельмотт, а эта… это лицо – ваша служанка, Элиза Дидон. Вы говорите по-английски, мисс Мельмотт.

Мари объявила, что она говорит по-французски.

– И по-английски, – добавил джентльмен. – Полагаю, вам лучше настроиться на возвращение в Лондон. Я буду вас сопровождать.

– Ah, Didon, nous sommes perdues![15] – воскликнула Мари.

Дидон, ненадолго собрав все свое мужество, заявила, что они с хозяйкой не совершили ничего незаконного. У них обеих есть право быть в Ливерпуле. У них обеих есть право сесть в кэб со своим багажом. Ни у кого нет права их задерживать. Они ничего не нарушили. За что их задержали? Кому какое дело, называют они себя Мельмотт или Расин?

Джентльмен понимал французскую речь, но не взял на себя труд ответить на том же языке.

– Вам лучше довериться мне, право слово, лучше, – сказал он.

– Почему? – спросила Мари.

Тут джентльмен заговорил очень тихо:

– По чеку, который вы взяли в доме своего отца, были получены деньги. Не сомневаюсь, что отец, когда вы к нему вернетесь, вас простит. Но чтобы благополучно доставить вас назад, мы можем – если вы нас к тому вынудите – арестовать вас из-за чека. Мы, безусловно, не позволим вам сесть на пароход. Если вы отправитесь со мной в Лондон, то избежите лишних неудобств.