Вот так мы теперь живем

Ты говоришь о возмещении. Подразумеваешь ли ты деньги? Ты не посмел так написать, но именно это у тебя на уме. Худшего оскорбления я не могу вообразить. Но что до расплаты – да. Ты понесешь наказание. Я требую, чтобы ты пришел, как обещал. Ты застанешь меня с кнутом в руке. Я буду стегать тебя, сколько хватит сил. А потом я посмотрю, как ты поступишь – потащишь ли ты меня в суд за избиение.

Да. Приходи. Теперь ты знаешь, какая встреча тебя ждет. Пока мое письмо будет до тебя добираться, я пойду куплю кнут, и ты увидишь, что я умею их выбирать. Я требую, чтобы явился немедленно. Но если ты струсишь и не придешь, я приду к тебе. Я сделаю так, чтобы лондонская земля горела у тебя под ногами, а если не застану тебя, то расскажу мою историю всем твоим знакомым.

Теперь я сказала тебе в точности то, что думаю в нынешнем моем состоянии.

Уинифрид Хартл

Закончив, она еще раз перечитала короткую записку и вновь разразилась слезами. Однако в тот день миссис Хартл ни одного письма не отправила. На следующее утро она написала третье письмо и его уже отослала. Вот оно:

Да. Приходи.

У. Х.

Письмо застало Пола Монтегю на квартире; не желая оттягивать встречу, он сразу отправился в Ислингтон. По крайней мере, он показал, что его мягкое обращение и то, что он сводил ее в театр, пил чай с нею и с миссис Питкин, даже повез ее на море, не означает, что он мало-помалу сдается. Он достаточно явно высказался в Лоустофте и достаточно явно в последнем письме. В гостинице миссис Хартл сказала ему, что, будь у нее пистолет, она бы его застрелила. Возможно, теперь она ждет его с пистолетом – но больше всего Пол страшился не этого. Мучительно было сказать, что он решил дурно с ней поступить. И это в главном уже позади.

Дверь открыла очень несчастная Руби. То было второе утро ее домашнего ареста, и ничего утешительного за все время не произошло. В эту минуту ее возлюбленный должен был находиться в Ливерпуле, а на самом деле спал в доме на Уэльбек-стрит.

– Да, сэр, она дома. – Руби держала одного ребенка на руках, другая малышка цеплялась за ее юбку. – Не тяни так, Салли. Пожалуйста, сэр, скажите, в Лондоне ли сэр Феликс Карбери?

Руби написала сэру Феликсу в тот же вечер, когда ее заперли дома, но ответа до сих пор не получила. Пол, чьи мысли были целиком заняты собственными неприятностями, ответил, что ничего сейчас о сэре Феликсе не знает, и его проводили в комнату миссис Хартл.

– Ты пришел, – сказала она, не вставая с кресла.

– Конечно, я пришел, раз ты пожелала.

– Не понимаю зачем. Мои желания не особо тебя трогают. Сядь вон туда. – Она указала на кресло довольно далеко от себя. – Так ты считаешь, что нам лучше больше не видеться?

Миссис Хартл говорила очень спокойно, однако спокойствие ее выглядело искусственным, как будто в любой миг может смениться вспышкой. Что-то в ее глазах предвещало прыжок дикой кошки.

– Я безусловно так думаю. Что еще я могу сказать?

– О, ничего. Разумеется, ничего. – Она говорила очень тихо. – Зачем джентльмену утруждать себя еще какими-то словами – помимо того, что он передумал? Зачем тревожиться о таких мелочах, как женская жизнь, женское сердце? – Она помолчала. – И, придя по моей неразумной просьбе, тебе, конечно, мудрее молчать.

– Я пришел, потому что обещал.

– Но говорить ты не обещал, да?

– Что ты хочешь от меня услышать?

– Ах-ах! Неужто я настолько слаба, чтобы сознаться, что хочу от тебя услышать? Допустим, ты сказал бы: «Я джентльмен и человек слова. Я раскаиваюсь, что хотел тебе изменить». Не думаешь ли ты, что таким способом получил бы свободу? Разве я не могла бы ответить: если ты забрал у меня свое сердце, то можешь забрать и руку – я не хочу выходить за человека, который меня не любит?

Говоря, она с каждой фразой повышала голос и наполовину привстала с кресла, подавшись к Полу.

– Могла бы, – вымолвил он, не зная, что сказать.

– Но не стала бы. По крайней мере, я буду честной. Я бы вышла за тебя, Пол, зная, что своей преданностью верну твою любовь. У меня еще сохранились кой-какие добрые чувства к тебе – и никаких к женщине, которая, я полагаю, моложе меня, мягче и не была замужем.

Она по-прежнему смотрела так, будто ждет ответа, но ответить было нечего.