Вожди и сподвижники: Слежка. Оговоры. Травля

— Вот что, — сказал Хрущёв, обращаясь к Задионченко всё тем же официальным тоном, — дело очень серьёзное, им занялся НКВД. Ступайте в Днепропетровск, работайте, и никому ничего не говорите. Даже жене. Ведите себя как прежде. А я попытаюсь что-нибудь предпринять по своей линии…

После ухода Задионченко Хрущёв позвонил в Москву Маленкову, который занимался тогда партийными кадрами. Осторожный Маленков выслушал внимательно, но предпочёл не рваться в бой за Задионченко.

— Это надо доложить Сталину, — заявил главный партийный кадровик. — Когда появишься в Москве, сам это и сделай.

— Ладно, — удручённо согласился Хрущёв, в душе надеявшийся, что Маленков каким-то образом подготовит Сталина к этому неприятному разговору.

Надо было срочно ехать в Москву. Только бы не опередил НКВД… Попадёт этот случай в сводку — пиши пропало. Первичная информация глубоко оседала в сталинской памяти, поколебать полученные сведения, тем более из лубянских источников, было чрезвычайно трудно.

Хрущёв пулей помчался в Москву. Маленков, как и предполагал Никита Сергеевич, Сталину не докладывал. Но предупредил: Иосиф Виссарионович в курсе.

— Откуда? — одними губами спросил обескураженный Хрущёв.

— Ежов доложил.

Никита Сергеевич догадался: или Маленков не удержался и поделился с маленьким наркомом сногсшибательной новостью с Украины, или Успенский передал информацию по своей линии.

— Имей в виду, — напутствовал Маленков, — дело усложнилось. Ежов считает, что Задионченко не еврей, как ты думаешь, а поляк.

Тогда было время «охоты» на поляков, в каждом человеке польской национальности подозревали агента Пилсудского.

Короче, Хрущёв был готов к самому худшему. Но, вопреки ожиданию, Сталин воспринял доклад о Задионченко совершенно спокойно.

— Дурак, — коротко произнёс вождь. — Надо было самому всё честно указать в анкете, и никаких бы вопросов не возникало. Вы-то не сомневаетесь в его честности?

— Конечно, не сомневаюсь, товарищ Сталин, — ответил повеселевший Хрущёв. — Это абсолютно честный человек, всецело преданный партии. А теперь вот из него делают польского шпиона.

— Пошлите их чёрту, — посоветовал Сталин. — По рукам им надо дать. Защищайте его…

— Буду защищать, товарищ Сталин, с вашей поддержкой, — заверил Хрущёв. — Я тоже не знаю, зачем он менял фамилию? Может быть, красноармейцы подшучивали над ним?

На том и расстались, довольные друг другом. А через пару недель — звонок Сталина об аресте Успенского. Неужели из-за Задионченко?

Когда Хрущёв вернулся в Киев из Днепропетровска, ему рассказали о результатах поиска тела утопленника.

В кустах на берегу Днепра обнаружили одежду. Помощники опознали её — это была одежда наркома. Значит, действительно утопился.

Берега Днепра оцепили плотном кольцом охраны. Нагнали милиции, пограничников — мышь не проскочит. Привезли водолазов, которые метр за метром обследовали дно. Параллельно шли по берегу с баграми. Пусто!

В одном месте багры наткнулись на препятствие. Поднатужились, и взорам подоспевшего начальства предстала… свиная туша.

Поиски продолжались несколько дней. Безрезультатно!

И тогда в головах чекистов шевельнулась сумасшедшая мысль: а что если это инсценировка самоубийства? Версия, несмотря на неожиданность, была принята к рассмотрению.

На Лубянке создали центральный штаб, координировавший усилия местных управлений НКВД, в которых были сформированы специальные поисковые группы. Срочно составили описание внешности исчезнувшего наркома, отпечатали необходимое количество его фотографий, которыми снабдили все органы милиции, в том числе транспортную, вооружили перечнем примет Успенского службы наружного наблюдения в центре и на местах.

Ход поиска взял под свой личный контроль Сталин. Это внесло дополнительную нервозность в работу. Каждый день новый нарком Берия требовал свежую информацию для доклада наверх. Чекисты, подстёгиваемые нетерпеливыми телефонными звонками, иногда излишне усердствовали, что приводило к драматическим последствиям.

В подмосковном Ногинске на железной дороге работал двоюродный брат Успенского. За ним установили неусыпную слежку, впрочем, как и за всеми его родственниками. Брат заметил, что за ним ведётся наружное наблюдение и, не зная, очевидно, подлинной причины, принял интерес чекистов на свой счёт. Наверное, у него были свои причины страха перед НКВД. Предположив, что его ожидает арест, этот человек повесился.

Но самый занятный случай произошёл в Москве. На Лубянку доставили гражданина, похожего по приметам на исчезнувшего наркома Успенского. Каково же было изумление членов штаба по его поимке, когда в задержанном они узнали… одного из своих руководителей Илью Илюшина. Бдительные милиционеры замели его из-за большой внешней схожести с лицом, объявленным в розыск.

Вскоре следы беглеца обнаружились в самом неожиданном месте.

Врач Мариса Матсон жила в Москве тихо и неприметно.