Возлюби ближнего своего

— Какой от нее толк! Еще больше голодным будешь. — Леопольд надул пакет и, злобно хлопнув по нему, порвал. — И зачем только человеку желудок, да еще в такое проклятое время! Как подумаешь об окороке или даже о свиных ножках — и прямо хочется разбить в щепы всю эту лавочку!

Мэнке поднял глаза.

— А мне, наоборот, рисуется огромный бифштекс с кровью, — заявил он. — С луком и жареным картофелем. И конечно, пиво, холодное как лед.

— Прекрати! — застонал Леопольд. — Давайте говорить о чем-нибудь другом. Например, о цветах.

— А почему именно о цветах?

— Ну, вообще о чем-нибудь прекрасном, неужели ты не понимаешь? Надо же нам как-то отвлечься!

— Цветы меня не отвлекают.

— Однажды я видел несколько розовых кустов. — Леопольд судорожно пытался сосредоточиться на этом воспоминании. — Прошлым летом. Перед тюрьмой в Палланце. На закате, когда нас выпустили на волю. Красные розы. Такие красные, как... как...

— Как сырой бифштекс, — подсказал Мэнке.

— Ах, чтоб тебе пусто было!

Щелкнул замок.

— Принесли жратву, — сказал Мэнке.

Дверь отворилась. Но это был не служитель, разносивший пищу, а надзиратель.

— Керн... — сказал он.

Керн встал.

— Пойдемте со мной! К вам пришли!

— Вероятно, президент республики, — предположил Леопольд.

— А может, Классман. Ведь у него есть паспорт. Вдруг он принес какую-нибудь еду.

— Масло! — вдохновенно произнес Леопольд. — Большой кусок масла! Желтого, как подсолнух!

Мэнке ухмыльнулся.

— Знаешь, Леопольд, ты все-таки лирик! Нашел когда думать о подсолнухах!

Керн резко остановился в дверях, будто кто-то ударил его кулаком в грудь.

— Рут! — сказал он, задыхаясь. — Как ты сюда попала? Тебя тоже схватили?

— Нет, Людвиг, нет!

Керн мельком взглянул на надзирателя, безучастно прислонившегося к стенке. Затем быстро подошел к Рут.

— Ради всего святого, немедленно уходи отсюда! — прошептал он по-немецки. — Ты не понимаешь, что происходит! В любую минуту тебя могут арестовать. Это — месяц тюрьмы. При вторичном аресте — полгода! Поэтому поскорее уходи... немедленно!

— Месяц! — Рут испуганно посмотрела на него. — Ты должен просидеть здесь целый месяц?

— А что тут такого! Просто не повезло! Но ты... не будь легкомысленна! Здесь каждый может потребовать у тебя документы! В любую секунду!

— Да есть у меня документ!

— Что?

— У меня есть вид на жительство, Людвиг!

Она достала из кармана бумажку и показала ее Керну. Тот широко раскрыл глаза.

— Иисусе Христе! — медленно произнес он немного погодя. — Значит, правда! Так сказать, непреложный факт! Это все равно что кто-то воскрес из мертвых! Хоть один раз выгорело! Кто помог? Комитет беженцев?

— Да. Комитет и Классман.

— Господин надзиратель, — сказал Керн, — разрешается ли арестованному поцеловать даму?

Надзиратель вяло посмотрел на него.

— По мне — так сколько угодно, — ответил он. — Лишь бы она не передала вам при этом нож или напильник!

— При месячном сроке это вряд ли имеет смысл.

Надзиратель свернул сигарету и закурил.

— Рут! — сказал Керн. — Вы знаете что-нибудь о Штайнере?

— Нет, ничего. Марилл говорит, что узнать о нем что-либо невозможно. Штайнер наверняка не станет писать. Просто возьмет и вернется. Вдруг придет к нам, и все.

Керн недоверчиво поглядел на нее.

— Марилл серьезно верит в это?

— Все мы верим, Людвиг. А что нам еще делать?

Керн кивнул.

— Действительно, делать больше нечего. Он уехал только неделю назад. Может быть, все-таки пробьется.

— Должен пробиться. Ничего другого я себе не представляю.

— Время вышло, — сказал надзиратель. — На сегодня хватит.

Керн обнял Рут.

— Возвращайся! — прошептала она. — Возвращайся поскорее! Ты останешься здесь, в «Сантэ»?

— Нет. Нас перебросят к границе.

— Я попробую добиться еще одного свидания! Возвращайся! Я люблю тебя! Приходи скорее! Мне страшно! Я хочу поехать с тобой!

— Это невозможно. Твой вид на жительство действителен только в Париже. Я вернусь.

— Я принесла тебе деньги. Они спрятаны под бретелькой. Вытащи их, когда поцелуешь меня.

— Мне ничего не нужно. Хватит того, что у меня есть. Оставь их себе! Марилл тебя не бросит. Может быть, скоро и Штайнер приедет.

— Время вышло! — повторил надзиратель. — Не плачьте, детки! Ведь не на гильотину он идет!

— Прощай! — Рут поцеловала Керна. — Я люблю тебя. Возвращайся, Людвиг!

Оглянувшись, она взяла пакет, лежавший на скамье.

— Здесь немного еды. Внизу пакет проверили, все в порядке, — обратилась она к надзирателю. — Прощай, Людвиг!

— Я счастлив, Рут! Господи, до чего я счастлив, что у тебя есть вид на жительство. Теперь эта тюрьма будет для меня раем!

— Ну, пошли! — сказал надзиратель. — Пошли обратно в рай!

Керн взял пакет. Он оказался довольно тяжелым. По дороге в камеру надзиратель задумчиво проговорил:

— Моей жене, знаете ли, шестьдесят лет, и у нее появился небольшой горб. Иногда мне это бросается в глаза.

Керн пришел в камеру в момент, когда служитель стоял у двери и раздавал миски с супом.

— Керн, — проговорил Леопольд с кислой миной.

Снова картофельный суп без картофеля.

— Это овощной суп, — заметил служитель.

— Скажешь еще, что это кофе, — ответил ему Леопольд. — Тебе я верю на слово...