Возможности любовного романа

— Ян, я думала об этом, — ответила я. — Боюсь, что мы здесь помрем со скуки. Я, в отличие от тебя, выросла в маленьком городе и совершенно не хотела бы открывать там кофейню. Вряд ли Поличка чем-то лучше.

А потом я извлекла еще один козырь:

— И вообще, где ты будешь писать, если мы тут поселимся?

В Поличку Яник ездил прежде всего для того, чтобы спокойно заниматься писательством.

— Ну, я же осенью еду по стипендии в Братиславу.

— Вот именно. Сейчас конец мая. Где-то в середине июня мы могли бы начать ремонт. На это уйдет как минимум месяц, значит, откроемся мы в середине лета. А в сентябре ты уедешь. Как-то по-дурацки все получается.

— Нет, наоборот, отлично все получается, — возразил он. — С середины июня мы свободны и можем вплотную заняться кофейней. Мы вместе все подготовим, я побуду с тобой еще месяц, пока бизнес налаживается, а потом это уже будет твоя работа. А я поеду в Братиславу и стану писать. У тебя будет своя кофейня, у тебя наконец-то появится свое дело — ты же всегда этого хотела.

Тут я не выдержала:

— Только я останусь одна в маленьком городе, а этого я никогда не хотела!

— Я буду к тебе приезжать, — сказал он. — К тому же ты всегда так легко знакомишься…

Значит, вот на что он рассчитывал.

Эти разговоры меня и в реальности-то утомляли, так что не стану их здесь повторять. Мы вели их все выходные. Да, правда, мне хотелось попробовать что-то новое, начать жизнь с чистого листа, мы оба в этом нуждались. Но Яник в Поличку ездил уже много раз и в наше общее дело собирался вложиться не столько временем, сколько деньгами, а вот мне предстояло переехать сюда из Праги, где жили все мои друзья, о которых вы здесь ничего не узнаете, потому что Янику они были по барабану, где я ходила на дурацкие кастинги и думала наконец-то вплотную заняться преподаванием йоги, потому что йога в то время была одной из тех немногих вещей, которые наполняли мою жизнь. В итоге Янику пришлось пообещать мне, что в кофейне всегда будет какой-нибудь студент на подработке, который подменит меня, если я захочу сгонять в Прагу.

Кстати, в рассказе Яника, с которого я тут начала, действие тоже происходит в Поличке. Весь сюжет там вертится вокруг одной фортепианной пьесы, и я вспомнила ее, когда мы впервые остались одни в нашей будущей кофейне. Я села к пианино и сыграла Янику несколько «Вариаций Гольдберга». Ладно, шучу. Ну не могу же я быть красивой, как Клаудия Шиффер, смелой, как Брюс Уиллис, и при этом играть Баха. Надеюсь, вы понимаете, что это шутка? Потому что Яник мои шутки понимал не всегда, и я чувствовала себя идиоткой.

* * *

Похоже, Яника здесь до сих пор нет, значит, продолжаем. Кстати, мы с вами могли бы встречаться и почаще, но в итоге Яник довольно грубо повычеркивал меня из нескольких глав. Сначала попользовался, а потом взял и вычеркнул. #MeToo. Наверное, я ему в этой чистенькой, приглаженной рукописи устраивала слишком много суеты и бардака, так что говорить мне позволяется только из-за решетки тире. Классика, правда? Нет, серьезно, мне иногда кажется, что я похожа на морскую свинку, которая клацает передними зубами по прутьям, чтобы обратить на себя внимание.

Наверное, не в тему, но мне сейчас пришло в голову, что передние зубы морских свинок и впрямь напоминают длинные тире. Если так пойдет и дальше, то мне, пожалуй, еще и понравится тут с вами болтать.

Ладно, короче, мы получили ключи от кофейни, и Янику удалось-таки деактивировать сигнализацию, которая раз за разом извещала всю округу о нашем появлении. На выходные к нам приехали Ева с Романом, друзья Яника. Не знаю, говорилось тут или нет, но Роман был архитектором и вместе с еще одним своим коллегой должен был подсказать нам, что можно и чего нельзя сделать за месяц и за небольшие деньги. Сделать можно было немного, и именно поэтому нам следовало решить, за что имеет смысл браться.

Мне кое-как удалось справиться со старой кофемашиной, и когда из нее наконец что-то вытекло, мы все сели за столик. Роман говорил, что самое главное у нас уже есть:

— Травертиновый пол отличный, своды тоже, а вот этой большой выносной витрине с видом на площадь вообще цены нет. Мебель — не знаю… сколько ты заплатил, скажем, вот за этот стол?

— Тысячу, да?

Яник вопросительно посмотрел на меня, как будто я была его бухгалтером.

— Если тысячу, тогда неплохо. С тех пор как хипстеры открыли для себя мебель шестидесятых, вот такой отреставрированный стол стал продаваться тысяч за шесть. То же самое и с креслами.

— Досюда хипстеры еще не добрались, так что в Высочине все это просто считается старым барахлом, — пояснил Яник.