Возможности любовного романа

Итак, я смотрел в темноту за окном, за которым мелькали вокзалы маленьких городков, и теребил запонку на запястье. Когда-то я купил в одном из аутлетов рубашку с манжетами, но у меня не было запонок, а обзаводиться ими я отказывался, потому что стоили они обычно в три раза дороже самой рубашки. Запонки для меня заказала Нина, чтобы эту белую рубашку в тонкую голубую полоску я мог надеть на презентацию «Истории света» в галерее «Стеклянный луг» (но я и потом носил ее с удовольствием, даже без особого повода). Нина придумала, чтобы на двух маленьких квадратиках были выгравированы три слова, которые в «Истории света» написаны на воздушном шаре, взмывающем в небо с Терезина луга в Мюнхене: Leben, Licht, Liebe[119]. Но все три слова вместе не влезли, поэтому Нине пришлось разделить их между моими запястьями… — моя любимая даже не подозревала, что судьба порой именно так с нами и говорит, словно бы через подстрочные примечания.

* * *

О порнографии здесь не было сказано еще вот что. Мы с Ниной уже расстались, но ее удостоверение личности по ошибке оказалось у меня в кошельке среди других пластиковых карточек, и я увез его в Брно. Дома я выложил его на стол, а вечером пристроил на полочке у кровати и разглядывал перед сном: фотография на нем была сделана в одном из краковских фотоателье, и я смутно припоминал, как остался ждать Нину в переднем помещении, а фотограф увел ее в заднее. Я взял карточку в руки, чтобы рассмотреть Нину поближе. Видно было не то чтобы много: небольшой формат, пластиковая основа и защитные знаки не слишком способствовали художественному восприятию. Но кому есть дело до художественного восприятия? Пластиковая карточка с официальным портретом Нины лежала передо мной на подушке, и я вдруг затосковал по Барбарелле; это было худшее время: мы уже расстались, но тело еще помнило другое тело, раз уж я завел речь о телесном. Я принялся тереться о простыню, не отрывая взгляда от красно-синей карточки с гербом, переливающимся в свете лампы, и номером, идентифицирующим Нину среди всех женщин Чешской Республики, а может быть, и мира. Нина как будто слегка улыбалась мне, мол, что это я тут задумал, но улыбка застыла у нее на губах, когда она увидела, что я это серьезно, увидела, как у меня кривится лицо и что я в итоге намерен сделать. И я это сделал: ее черты расплылись под белесым слоем, словно моя любимая хотела поскорее исчезнуть. Но мне стало легче, и я, прежде чем помыть, даже сфотографировал ее забрызганную карточку. Я подумал, что столь бескомпромиссное творение вполне могло бы заинтересовать жюри премии Индржиха Халупецкого, присуждаемой молодым художникам в возрасте до тридцати пяти лет. Ну и, конечно, я не хотел забывать, чем все обычно кончается.

* * *

Года через полтора после нашего расставания Нина полетела одна в Рим. К тому моменту она уже перестала со мной чем-либо делиться, поэтому я не знаю, как она там проводила время, но вышло так, что поездка в Рим опять обозначила начало нового этапа. В моем воображении Нина бродила по тем же самым улицам, по которым мы ходили вместе, и переписывала свои впечатления заново. Видимо, для нее было важно, что она все делает одна: что она сама нашла билеты, сама забронировала жилье, что она одна гуляла по римским холмам, одна слушала возгласы торговцев на Кампо-деи-Фиори, одна садилась на церковную скамью, одна пила кофе в неприметных кофейнях, ловя мужские взгляды, в которых интерес смешивался с враждебностью, одна сидела на Испанской лестнице и даже, может быть, подписала в это время пару открыток, одна разглядывала старые плакаты и книги на лотках антикваров, одна наблюдала за прохожими, которые почему-то напоминали ей, кто она есть на самом деле, одна останавливалась перед витринами и даже, может быть, примерила какие-то туфли, одна сидела вечером на подпорной стенке у Колизея или на площади перед Пантеоном, ела мороженое и пускалась в разговоры с любым, кто их заводил. Она делала все это одна и, я знаю, получала — в конечном счете или наконец-то — такое же удовольствие, как и шесть лет назад, когда мы проделывали все это вместе. Так что же важнее? И в чем, собственно, разница?

Сортированный мусор, оставшийся от нашей любовной переписки

1. Звездочки

2. Кавычки

4. Другие знаки препинания

5. Смайлики

6. Пробелы между словами ___________________________________________

7. Цифры

8. Волны, сердечки и другие специальные символы