Мы позавтракали в поезде, по которому, казалось, из-за каждого дерева пускало стрелы света какое-то племя индейцев, потом быстро пересели на автобус и вышли в деревне Долни-Вестонице. Мы поднимались вверх, к виноградникам, и мне даже пришлось снять футболку: было жарко, как летом, а небо вновь было выкроено из цельного полотна голубого атласа, которое кто-то натянул на раму горизонта. Вокруг нас трещали отпугиватели птиц, и я вдруг понял, что точно такие же звуки я слышал несколько лет назад, когда возил в Палаву бабушку с дедом.
Тогда мы с Ниной только еще начинали встречаться. А теперь нас постигла участь большинства пар, чья любовь выдохлась. В моем мире вина за расставание лежала на Нине, в ее мире — на мне. В моем мире она меня бросила, в ее мире я вынудил ее уйти. В моем мире она не смогла принять то, что я готов был ей дать, в ее мире я не смог отказаться от того, что ей претило. В моем мире она мало делилась тем, что с ней происходит, в ее мире происходило что-то, чем она не могла со мною делиться.
Обернувшись, я заметил у Новомлынского водохранилища то место, где мы припарковались тогда с бабушкой и дедом. Опускался вечер, бабушка с дедом сидели сзади, и я видел в зеркале, что ее лицо еще освещалось низким солнцем, проникавшим сквозь боковое окошко, а его — уже терялось в тени. «Это же наш последний раз», — прошептал дедушка, и у него задрожал подбородок. Бабушка, нащупав рядом с собой его руку, смотрела вместе с ним на торчащие из воды сучья деревьев, на птиц, сердца у которых были, наверное, железными и потому не давали птицам надолго отдалиться от этих намагниченных сучьев, смотрела на закат. Я, вцепившийся в руль, чувствовал, как мое свежевыбритое лицо пощипывает от слез — деталь, с которой у меня навсегда будет связано это воспоминание. Бабушка с дедушкой были правы: больше они эти места не видели.
Неужели то, что называется «отпугиватель», может вызвать целую стаю воспоминаний, подумал я, поднимаясь вместе с Ниной в гору по тропинке между виноградников. Может быть, и у нас с Ниной это сегодня последний раз. Если так, то почему у нас все вышло настолько хуже? Бабушка с дедом прожили вместе всю жизнь, родили троих детей, а те — еще пятерых. Если ненадолго опустить конкретные причины, которые всегда выглядят несколько сомнительно в качестве объяснения, то где же мы совершили ошибку? А может быть, это даже не мы ее совершили. Может быть, мне стоило спросить: «Где произошла ошибка?» Разве мы единственные расстались, хотя у нас было все? Мне вспомнилось, как на соцфаке нам постоянно твердили, что если в городе с населением в десять тысяч человек десять безработных, то дело, вероятно, в их лени. Но вот если безработных тысяча, две тысячи или пять тысяч, причина, скорее всего, в чем-то другом. Похоже, индивидуальный путь теперь редкость даже в любовных отношениях.
Мы добрались до смотровой площадки под вершиной Девина.
— Гляди-ка, — показал я.
В тридцати метрах от нас какой-то парень надевал на себя ремни — на крутом склоне горы была стартовая площадка для парапланеристов. Красный параплан лежал в траве, Икар поправлял стропы перед полетом.
— Тоже хочу когда-нибудь попробовать, — сказала Нина.
Мы устроились на траве и достали перекус. Я как раз подавал Нине глянцевое яблоко, когда Икар тяжело побежал по склону вниз; купол параплана выгнулся позади него дугой и через мгновение поднял его в воздух. Нина вскочила на ноги и подбежала к краю обрыва, чтобы понаблюдать за полетом. Я подошел к ней, и мы вместе смотрели, как красное крыло парит над белыми скалами и спустя несколько минут опускается в сотнях метров от нас на посадочную площадку среди виноградников.
Солнце жарило так, что у настоящего Икара воск на крыльях уже давно бы расплавился. Нина закатала рукава до плеч и завязала футболку узлом на животе. Стадо коз, пасущееся неподалеку, держалось в тени низких деревьев. Пожухлые стебли травы отливали белым золотом.
— Почему мы с тобой опять вместе? — спросил я, когда мы снова двинулись в путь.
— Ты хотел, чтобы я приехала.
— Это понятно, но почему ты приехала? Только потому, что я этого хотел?
— Я тоже этого хотела, — ответила Нина несколько неохотно. — Выпьем в Клентнице лимонаду? В кафе у церкви?
— Но почему?
— Потому, что я хочу пить, — улыбнулась Нина, намекая, что допрос окончен.