Возможности любовного романа

Я принял ванну, вытерся и частично оделся. Подойдя к раковине, посмотрелся в зеркало. Я был похож на чехословацкого гимнаста: белая майка, синие трусы, красные носки[59]. Но это еще ладно. Напротив большого квадратного зеркала в тяжелой мраморной раме за моей спиной висело еще одно такое же зеркало. Я как-то не был готов к тому, что увижу себя спереди и сзади, спереди и сзади, спереди и сзади… Цепочка отражений в двух зеркалах, расположенных друг напротив друга, тянулась до бесконечности, словно иррациональное число, которое не делится само на себя без остатка, причем тянулась в обе стороны. Я вдруг увидел себя всего-навсего звеном этой цепи и, что еще хуже, постепенно переставал понимать, какое именно из этих звеньев — я.

Я стоял перед зеркалом, будто гимнаст, пораженный экзистенциальным страхом. Один из нас на пробу вытянул руки в стороны, и весь ряд перед ним и за ним послушно повторил это движение. Кто-то покрутил в ухе ватной палочкой, и десятки двойников один меньше другого тоже почистили себе уши. В этот момент меня окончательно накрыл ужас от пустоты всех сравнений и их отражений.

И тогда я в панике потянулся к белому телефону на стене.

И тогда я в панике потянулся к белому телефону на стене, надеясь выбраться из собственной матрицы.

* * *

Раздался звонок. Я неохотно оторвался от ноутбука и подошел к домофону. В трубке кто-то быстро заговорил по-польски. Я ни слова не понял и потому сделал единственное, что мне оставалось: открыл входную дверь. Полминуты спустя показался представитель агентства, через которое мы сняли квартиру. Оно было ориентировано на иностранных студентов и бизнесменов, которые приезжали в Краков слишком надолго, чтобы имело смысл останавливаться в отеле, но не так уж надолго, чтобы самостоятельно искать жилье и разбираться с оплатой коммунальных услуг. Агентство взяло на себя эти обязанности и теперь, похоже, получив с десяток напоминаний по электронной почте, наконец-то прислало подрабатывающего у них студента с двуспальным комплектом постельного белья. Поначалу нам дали два разных комплекта — один в мелкую незабудку, другой в дурацкую толстую разноцветную полоску. О том, чтобы сочетать их на одной кровати, не могло быть и речи. Мы с Ниной впервые жили вместе и не собирались портить новый этап нашей жизни цветочно-полосатой бессонницей.

Мы поселились на Ягеллонской улице, в минуте ходьбы от Рыночной площади и в минуте ходьбы от Плантов. Квартира была обставлена мебелью из «ИКЕИ», что вряд ли сегодня может служить поводом для нареканий, и, к нашей радости, располагалась в галерейном доме со старым деревом во дворе. Дерево было видно в маленькое окошко кухни, но я часто выходил на галерею и смотрел на него, когда хотел отвлечься от сочинительства или когда шел снег и двор напоминал пустую сцену, на которую тихо опускалась благодать.

Студент удалился восвояси, а я вернулся к недописанной странице. Меня не покидало ощущение, что мой роман о Франтишеке Дртиколе, который я хотел назвать «История света», в итоге будет похож скорее на «Истерию света» и выйдет из-под моего контроля прежде, чем я успею его закончить.

Я взялся за него где-то месяцев девять назад и даже перебрался из Брно в Поличку в Высочине, чтобы писать целыми днями, ни на что не отвлекаясь. Но с чего начинает писаться такой роман? Как раскатать тугое тесто, которое укрыто где-то у тебя внутри? Я, конечно, не знал ответа на эти вопросы, однако же впервые в жизни мог большую часть недели посвятить тому, что выбрал для себя сам, впервые в жизни мог раскроить свое время по собственным лекалам. Я начал жить простой жизнью человека, сосредоточенного на своей задаче, хотя и не очень понимал, в чем именно эта задача состоит. Но таково уж творчество: оно всегда изобретает само себя. Постепенно оно превратилось в каждодневную точку опоры — точку опоры, с помощью которой, как я тогда полагал, можно перевернуть мир, — и вокруг него концентрическими кругами выстроилось все остальное. Спустя несколько месяцев я понял, что по-настоящему счастлив. Вечерами я бродил по пустынному городку, стараясь утомить себя физически, чтобы ночью лучше спалось, а утром лучше работалось. Дни стали похожи друг на друга, и у меня не было причины что-то менять. До тех пор, пока Нина не сообщила, что отправляется на стажировку в Краков. Ко мне в Поличку она ездила регулярно и порой даже изображала модель с фотографий Дртикола, чтобы я мог описать механику тела и тени в его изгибах. Мы знали, что несколько месяцев друг без друга точно не выдержим, и потому я поехал вместе с Ниной.

Я посмотрел в окно: фасад дома напротив был в лесах, за светло-розовой сеткой двигались, почти как призраки, рабочие со всевозможными инструментами и приспособлениями — словно фигурки астрономических часов эпохи соцреализма[60]. Еще какое-то время я гнал курсор вперед, но уже приближался полдень, а мы с Ниной договорились вместе пообедать.