Возможности любовного романа o

В действительности я просто снова чувствовал себя так же унизительно, как накануне в йиглавском ресторане. Мы с Ниной заключили нелепый договор о том, что мы встречаемся только раз в месяц, то есть двенадцать дней в году – по крайней мере, так было задумано. И если Нину теоретически все устраивало, для меня это была единственная возможность не потерять ее окончательно. Да, глупо, да, недостойно, но для меня это была игра, в которую я решился сыграть, – прежде всего потому, что не верил, будто мы можем взять и разорвать отношения; для меня это была цена, которую я решился заплатить за то, чтобы и Нина наконец перестала верить в наш разрыв. Но я не подумал, что в первом параграфе стоит оговорить тот случай, который как раз наступил.

§ 1 Раз в месяц в течение одного дня мы принадлежим только друг другу.

(1) В случае недомогания одной из сторон вторая сторона назначает повторную дату.

Я огляделся вокруг: соразмерно количеству выпитого вина в ресторане усиливался и шум. В соседнем зале вот-вот должен был начаться показ фильма “Собачья жизнь” с Гуго Гаасом и Адиной Мандловой, и гости потихоньку перемещались туда с бокалами и бутылками в руках.

– Ну что, тоже идем смотреть кино? – спросил я у Нины. – Идем смотреть старую комедию – или нам вполне хватило своей?

Молча взглянув на меня, Нина поднялась и вышла из ресторана.

Я съел еще несколько менструальных кнедликов и отправился на ее поиски. Бродя по коридорам виллы, увешанным портретами кинозвезд двадцатых-тридцатых годов, я подумал, что Нина, скорее всего, ушла в тот фильм, который как раз начался. Нужно только сесть в зале и подождать, пока она появится на экране. А потом прыгнуть к ней – и все будет в порядке, потому что в черно-белом кино менструация невозможна.

В действительности моя любимая лежала в кровати. Она слегка раскраснелась: наверное, чуть всплакнула. Она отказывалась повернуться ко мне лицом – как всегда, когда злилась. Я обошел кровать – Нина отвернулась в другую сторону. Я попытался объяснить ей, что сержусь не на нее, что я просто чувствую себя, как побитая собака, загнанная в угол, и больше так жить не могу.

– У меня болит животик, – сказала она наконец.

Я залез к ней под одеяло и, согрев руки, положил ей ладонь на низ живота. Когда у нас что-то болело, мы всегда клали друг другу ладони на больное место, и обычно это помогало.

– Хочешь, я тебе почитаю? – спросил я через некоторое время.

– А что у нас есть?

– Рассказы Ионеско. Ты их вроде бы любишь?

Я прочел страницы три из “Фотографии полковника”, и дыхание Нины замедлилось. Она лежала, свернувшись калачиком, вложив руку между ног, волосы спадали ей на лицо. Я отложил книгу в сторону и погасил лампу на прикроватном столике. Мы оба были совершенно без сил.

Мы проспали часа два или три, когда нас внезапно разбудили дикие звуки – нечто среднее между распевкой оперной певицы и восстанием на планете обезьян.

– Ну вот, началось, – прошептал я во тьму, словно в каком-нибудь фильме-катастрофе. – Приехали.

– А если это та девушка, которая мне понравилась? – мечтательно произнесла Нина.

– Я понятия не имею, кто или, точнее, что это.

Мы лежали рядом друг с другом на спине и слушали звуки валентиновского спаривания, доносящиеся из соседних номеров. Мы словно оказались на океанском пароходе, плывущем сквозь темную ночь, на котором все пассажиры коротают время единственным данным природой способом. Из соседнего номера доносились такие удары, будто наш сосед таранил стену кроватью – в смысле кроватью без лежащей на ней женщины. Может быть, он просто хотел произвести на нас впечатление, а его спутница тем временем сидела в кресле и слушала “Четыре соглашения”, озвученные Ярославом Душеком^[87]. Еще, как вариант, он мог таранить стену кроватью просто от отчаяния.

– Давай пройдемся? – предложил я.

– Ты имеешь в виду по номерам?

– Нет, просто по коридорам. Но можем к кому-нибудь постучать и предупредить, что время уже позднее и надо с уважением относиться к тем, кто сегодня не в форме.

– Я уже не хочу вставать, – возразила Нина, прижавшись ко мне. – Давай будем лежать под одеялом и слушать, как это делают остальные.

– Как это делают остальные… – повторил я. – И смех и грех.

– И Ладислав Пех, выдающийся чешский актер, многолетний член драматической труппы Национального театра, театральный педагог, – отозвалась Нина.

все возможные варианты эпиграфа