Возможности любовного романа o

– А эта аура случайно не то, что создают вокруг оригинала снобы и арт-рынок?

– Хороший вопрос. Вот сходим и выясним.

– Тогда в воскресенье? А знаешь, что интересует меня больше всего? Будет ли аура у хорька? Я еще ни разу в жизни не видела хорька с аурой. Наверное, потому что не знала про про этого фикуса беньямина.

– Ну ты и дурында, – сказал я. А потом уточнил: – Кажется, я все-таки тебя люблю.

Нина посмотрела на меня удивленно. Немного погодя она встала, подошла ко мне и прижала мою голову к своему животу, а потом подцепила вилкой последний кусочек чизкейка и положила его мне в рот.

Мы вышли из магазина и направились домой. На обратном пути, вновь ведущем через Планты, населенные галками, мы решали, какой фильм включить вечером. Неожиданно Нина подала мне свою сумку с ноутбуком и, подпрыгнув, сделала прямо посередине парка колесо. Потом взяла сумку обратно и прильнула ко мне.

Дома я приготовил две сырные тарелки с вареным яйцом и овощами и забрался вместе с Ниной в постель. В итоге Нина выбрала польский фильм Cześć, Tereska, который видела еще в школе и хотела, чтобы я тоже его посмотрел. Это была черно-белая драма о девушке, живущей в спальном районе, отец – алкоголик, мать явно любит больше вторую дочь, а…

– Ты сегодня говорил серьезно? – ни с того ни с сего спросила Нина посередине фильма.

– Что именно?

– То, что ты сказал мне в книжном магазине перед тем, как мы ушли?

– А, это. Разве можно говорить такое в шутку?

– Ну, может быть, ты, как всегда, хотел, чтобы я покраснела, – предположила Нина.

– Нет, мне, конечно, нравится, что у меня есть пульт управления от твоего кровообращения…

– Жутковато, – заметила она. – Ну, если представить, что у кого-то действительно есть пульт управления от сердца другого. Значит, можно это сердце усиливать и убавлять, переключать на другую программу…

– Гм, – пробормотал я, задрал ее футболку и поцеловал ее в живот. – Знаешь что? Даже если бы у меня и был такой пульт управления, я бы все равно им особо не пользовался.

– Да? Рада это слышать.

– Потому что мне гораздо больше нравится управлять тобой напрямую. Скажем, эта кнопочка… – продолжал я, проводя губами по Нининой родинке, – забыл, для чего она нужна. Или вот этот чудный розовый рычажок – он реагирует на любое прикосновение, правда? – спросил я и лизнул ее сосок. – А внизу есть еще тумблер!

– Можешь продолжать, – сказала Нина, вытянувшись на кровати, – но не думай, что я стану разглагольствовать о твоем джойстике.

– А зря, – заметил я, легонько укусив ее за ногу. – Это же joy-stick.

– Веселая палочка? Ну как скажешь.

– Если бы ты хоть немного постаралась, то придумала бы перевод получше. Например – wait for it – ликующий жезл!

Нина прыснула со смеху.

– Погоди, это что, секс по телефону?

– Простите, – прошептал я ей в промежность, – секс по телефону – это скука смертная, лучше воспользоваться пневмопочтой. Вот интересно, если послать сигнал снизу, сколько времени ему понадобится, чтобы добраться до главного управления?

Похоже, не так уж и много: пневмопочта в ее теле работала прекрасно. Пока Терезка на экране яростно кричала на кого-то, Нина принялась тихонько постанывать. Я смотрел на нее и видел, как она прогибается, а то, что оставалось скрытым от моих глаз, мне любезно демонстрировало широкое зеркало, висящее над кроватью. Каждое отражение вызывало и сладостный трепет, и досадное недоумение: зеркало как будто вело с нашей кровати прямую трансляцию, но почему-то с потерями – не информации, не качества изображения, а чего-то куда менее уловимого. Нельзя не сбиться с толку, когда ощущаешь себя изнутри и одновременно наблюдаешь со стороны, и теперь это смятение словно бы сливалось со страстью и росло вместе с ней, становясь невыносимым. Я проник в Нину, и тогда она тоже посмотрела в зеркало. Она глядела в свои глаза, и я чувствовал, что она видит в них глаза животного, что она смотрит своими человеческими глазами в свои звериные глаза. А потом, не отводя взгляда от зеркала, она посмотрела в глаза мне. Но я уже не понимал, я это или не я, и в доказательство – то ли первого, то ли второго – впился пальцами в ее плоть и задергался, словно повешенный.

Я рассказываю все это главным образом потому, что в тот вечер на нас рухнуло зеркало. Мы, еще не разъединившись, потихоньку засыпали, когда оно вдруг упало на нас, но не разбилось, а просто накрыло нас собой. Наверное, оно было плохо прикреплено к стене, а может, мы перегрузили его своими отражениями, день за днем складывая их в него, как в блестящий сундук. И вот, пока мы, словно жертвы природной катастрофы, высвобождались из-под зеркала, одеял и друг друга, снова зазвонил домофон.

* * *