Возникший волею Петра. История Санкт-Петербурга с древних времен до середины XVIII века

Что до новичков, то они еще некоторое время жмутся в спасительной близости к двери, с любопытством, однако, озираясь по сторонам. Зал обширный. Танцует никак не меньше двадцати пар, да еще куча народа стоит или сидит вдоль стен. И всем места хватает. Никому не мешает даже уставленный холодными кушаньями стол и стоящий позади него грандиозный буфет черного дерева, на котором сверкает хрустальная и серебряная посуда. Стены обтянуты дорогими штофными обоями, по ним развешаны зеркала и портреты в золоченых рамах. Из глубины черных фонов высокомерно щурятся на собравшееся здесь пестрое, разносословное общество кавалеры каких-то орденов, загадочно улыбаются красавицы в пышных туалетах. Вон и портрет государя в латах, с маршальским жезлом в руках. Несомненно, хозяин дома не просто богатый человек, но и лицо сановное.

В глубине зала виднеется еще дверь. Потому ли, что она распахнута на обе половины, или по другой какой причине, но только есть в этой двери что-то удивительно притягательное для большинства нетанцующих мужчин. Нет-нет да и исчезают они в ее светящемся проеме и возвращаются заметно повеселевшими. А дело в том, что в покое за таинственной дверью стоит длинный-предлинный стол. На нем щедрой рукой расставлено всевозможное жаркое — молочные поросята, гуси, индюшки, даже бараний бок с кашей. И все это так аппетитно выглядит («говорят, хозяин держит повара-немца и большое вознаграждение ему за умение положил), что и есть не хочешь — все равно слюнки потекут. Посреди стола огромный серебряный поднос с грудами сластей. Конечно, нет недостатка и в крепких напитках.

Обратите внимание, что сервировка стола отличается от древнерусской. Тарелки уже не из драгоценных металлов, а из фарфора, но не из соображений дешевизны. Секрет изготовления фарфора в Европе был открыт совсем недавно, и за изделия из него поначалу платили бешеные деньги. Купить столовый сервиз, подобный тому, что красуется здесь на столе, мог позволить себе только очень богатый человек.

Среди сосудов для питья преобладают стеклянные и хрустальные довольно большие, расширяющиеся кверху стаканы и кубки (те и другие были мало употребительны в древнерусском быту). На некоторых резаны вензеля, государственные орлы, а на одном стакане — вон он стоит у самого подноса со сластями,— если присмотреться, прочтешь ликующую надпись: «Виват, царь Петр Алексеевич!» Разумеется, она видна гораздо отчетливее, когда стакан до краев наполнен кроваво-красным вином.

Попадаются и серебряные сосуды. Главным образом чарки, украшенные чеканными узорами, расписной эмалью или чернью, на которой расцветают пышные золотые цветы. Совсем как в конце XVII в. Однако форма уже не та. Некоторые, правда, похожи еще на чашечки с плоскими припаянными к краю бортика ручками. Но уж очень они мелкие и маленькие — только под водку и крепкие вина годятся — да и поддонцев у них нет. Другие и вовсе необычные: то в виде «корзиночек» с двумя-четырьмя ручками-завитками, то наподобие низеньких стаканчиков на дутых ножках-шариках или птичьих лапах. Одна слава, что чарки...

Есть тут также несколько золоченых с чернью кружек. В былые времена их не очень у нас жаловали. Видно, и сейчас они не слишком в фаворе: на такой громадный столище — одна, две... всего пять штук. Не сразу и заметишь их среди другой посуды.

А вот столь любимых в русском средневековье серебряных горш-кообразных братин и плоскодонных с высокими гнутыми рукоятями ковшей вы здесь, безусловно, не найдете. Разве что за дверцами буфета. Но если станут их оттуда вынимать, то лишь для того, чтобы показать какому-нибудь любознательному гостю-иностранцу, что и встарь на Руси были искусные мастера-ювелиры. Иной же раз снимут с полки массивный, тяжелый ковш. И начинает он, пустой, ходить по рукам. Передают его гости один другому, силятся разобрать надпись, вырезанную по золоченому бортику замысловатой вязью, и почтительно слушают рассказ владельца о том, за какие заслуги перед московским престолом получили он или его ближайшие предки сей дар.

При Петре тоже жаловали серебряными ковшами. Но не за ратные подвиги, не за «художества» (хотя такое и случалось), а главным образом за хорошо и вовремя проведенный таможенный сбор и разные другие мероприятия в интересах казны (к слову сказать, серебряный ковш сохранил свое наградное значение вплоть до 20-х годов XIX в.). За воинские же заслуги, дипломатические, иногда и просто в знак расположения императора к тому или иному лицу жалуют теперь миниатюрные портреты Петра. Они написаны по эмали, а основой служит овальная золотая пластинка. Носят их на шейных лентах наподобие орденов. После Полтавской баталии Петр лично раздавал такие портреты в обрамлениях из алмазов всем штаб- и обер-офицерам, отличившимся в сражении. Может быть, некоторые из них были выполнены Григорием Мусикийским — имя этого первого русского миниатюриста встречается уже в документах 1709 г.