Возникший волею Петра. История Санкт-Петербурга с древних времен до середины XVIII века

Полторацкий вздрогнул от неожиданности, нервы его были напряжены ожиданием; он устремил глаза в чащу кустов — ему показалось, мелькнула какая-то тень и послышался хруст сломанной ветки... Он схватился за пистолет.

— Слышу, слышу, вон там!..

— Да, это он. Подожди здесь. Я пойду к нему один, будь готов.

Шубин порывисто пошел вперед и скрылся в темноте аллеи. Полторацкий взвел курки обоих пистолетов. Руки его тряслись. Так прошло несколько минут.

Ничего не было слышно, кроме слабого хруста ветвей, да набежавший свежий ночной ветерок зашумел вершинами деревьев.

Полторацкий начал тихо двигаться по аллее, держа пистолеты наготове. Вдруг раздался выстрел и гулко прокатился по безмолвному саду, послышался всплеск воды и стон. Полторацкий бросился бежать на звук выстрела, не разбирая дороги, через кусты и скамейки. В темноте он спотыкался, ветки хлестали ему в лицо, сучки царапали руки.

— Сюда, сюда... Костя, помоги! — послышался голос.

Полторацкий наконец продрался к месту происшествия: на опушке сада, у самой канавки, на земле лежал Шубин и слабо стонал.

— Что с тобой, Шубин? Ты ранен? Что случилось?

— Убил... убил меня, злодей, — простонал поручик.

— Где, где он? Куда побежал? — и Полторацкий оглядывался в смятении вокруг. — Караул! — вдруг закричал он. — Сюда! Караул!

Эхо мощно разнесло по саду крик офицера. Шубин продолжал стонать, а растерявшийся адъютант не знал, что делать. Скоро задребезжали дрожки поджидавшего их кучера он подъехал со стороны Царицына луга.

— Смотри, не бежит ли кто-нибудь? — крикнул Полторацкий кучеру.

— Никого не видно, ваше благородие! — отвечал кучер, — темно, худо видно.

— Объезжай кругом, сюда, — скомандовал Полторацкий, а сам стал расстегивать мундир Шубина, продолжавшего стонать.

— Ох, умираю... злодей заметил, что за ним следят, и убил меня...

Тем временем на выстрел и крики стали сбегаться люди: два-три будочника с алебардами и солдаты из бараков. Весь этот народ толпился и шумел, не зная, что делать.

— Ищите по всем кустам и закоулкам! — скомандовал Полторацкий.

Все рассыпались в разные стороны. Несколько человек подняли Шубина и понесли его на дрожки, въехавшие в сад. По шинели поручика текла кровь.

— Вези в Михайловский замок! — велел Полторацкий.

Раненого Шубина внесли в комнаты, занимаемые бывшим кастеляном, и приступили к осмотру раны. Она оказалась несмертельной: прострелена была левая рука выше локтя. Шубин от потери крови впал в забытье, послали за доктором.

Перепуганный кастелян спрашивал адъютанта, что все это значит, но тот только махнул рукой:

— Узнаете после, а теперь, пожалуйста, смотрите за ним, мне нужно тотчас же ехать к государю с докладом!.. Срочное дело!

— Хорошо, хорошо, будьте покойны! Да что же случилось?

Покушение на жизнь государя!

Кастелян онемел.

— На Каменный остров, во дворец! — крикнул Полторацкий, и рысак сорвался с места. — Нашли? — спросил адъютант, на минуту остановившись у Летнего сада, где толпилась и галдела целая куча народу. — Нашли кого-нибудь?

— Ищут, ваше благородие! Да, похоже, никого нет!

— Ищите хорошенько, это важный преступник! — сказал адъютант и помчался на Каменный остров, где в это время пребывал император Александр Павлович.

Петербургская полиция при Александре I была организована самым жалким образом. «Кварталы» тогдашнего времени были завалены посторонними делами, переписка с разными присутственными местами занимала все руки и все головы, обилие дел, возложенных на полицию разными учреждениями, забирало все время.

В разных местах города полицией были построены плохонькие и тесные будки, даже печей там не полагалось, и зимой они промерзали насквозь. Выстоять холодную ночь в такой будке с длинной алебардой в руках было тяжело. Бутарей для этих будок каждый околоток должен был выбирать из своей среды, содержать их и платить жалованье. Если же который околоток отказывался найти бутаря, т. е. внести эту полицейскую повинность натурой, то должен был платить в квартал деньги — десять рублей. На эти деньги уже сам квартал нанимал бутаря. Но ничтожность такой платы за денно-нощное бодрствование в холодной будке, да еще с риском подвергать себя опасности при ловле мазуриков, не могли привлечь охотников. Поэтому многие будки круглый год стояли пустыми.

В бутари при таких условиях шел самый пролетариат — люди, которым не нашлось ничего лучшего, загнанные крайностью. Понятно, что о нравственном качестве таких стражей общественной безопасности не могло быть и речи — рады были всякому желающему, и нередко сами бутари являлись первыми пособниками воров и мазуриков.

Уличная безопасность в плохо освещенном и плохо вымощенном Петербурге, с улицами, состоявшими сплошь из заборов, была ничем не обеспечена. Грабежи случались чуть ли не еженощно.