Возраст согласия

Под вечер в комнате воцарился мерзкий дух спирта. Он весело сидел рядом со мной, заставлял морщиться и кривиться. Так что полегчало ушам, но не моему сердцу. А мама боялась повторения этого концерта.

В день, когда я получила номер, мама с утра ходила подвыпившая. Были все шансы на то, что она скоро заснет.

Есть у меня эта дебильная черта: если судьба дает мне возможность сделать ход, я делаю его сразу. Не раздумывая. Часто это приводит к полному провалу.

Листочек с заветными цифрами буквально горел в руках. Я проверила маму. Как и думала, она уже сопела на своем диване. Села к телефону на кухне и набрала номер. Попросила Максима. Он подошел. Я успокоилась, поздоровалась самым своим приятным, теплым голосом. Этот голос был мне и другом, и врагом. Он умел нарисовать красивую картинку, тогда как классической красоткой я совсем не была.

Макс спросил, откуда номер. Я ласково объяснила, что его мне дал наш общий друг. И он купился. Я предложила встретиться. Он неожиданно согласился:

– Давай через полчаса на пустыре у болота.

– Наверху?

– Да.

– Хорошо, давай.

Я положила трубку. Старый дисковый телефон глухо звякнул. Зачем я согласилась? Посмотрела в зеркало. Оттуда на меня смотрело изможденное бледное лицо с широко распахнутыми темно-зелеными глазами, под которыми лежали почти такие же темно-зеленые тени.

Но отступать не хотелось. Я стала быстро драть расческой волосы. Они, хоть и доставали до мочек ушей, основательно запутались за те несколько дней, что я валялась дома в обнимку с книгой «Убить пересмешника».

На синих зубцах расчески оставались рыжеватые пучки. Незадолго до болезни я покрасила волосы хной.

Тогда я носила где-то откопанный черный анорак из плащовки с большим карманом на белых пуговицах посредине груди и коричневые вельветовые брюки. Их я внизу с внутренней стороны разрезала ножницами сантиметров на пять. Штанины стали ровными, а внизу, как мне казалось, прикольно лежали на потертых кроссовках.

И тут раздался стон.

– Ксю, ты где?

Боже, только не сейчас. Я заглянула в комнату. Как всегда, воняло перегаром. Узоры на обоях цвета старой кожи нагоняли двойную тоску. Мать сидела на краю дивана, свесив голову вниз. Волосы болтались слипшимися патлами.

– Чего?

– Ты пошла куда-то, что ли? Дома сиди!

– Да дома я, дома. Ложись спать.

Удивительно, но иногда посреди алкогольного дурмана она становилась чрезвычайно прозорлива. Правда, длились эти просветления недолго, что сейчас было мне на руку.

Мать помотала головой и завалилась обратно на диван, закрыв лицо руками. Я постояла две минуты, еле дыша и молясь, чтобы она заснула.

Посмотрела на часы – я уже опаздывала. Быстро натянув анорак и брюки, выбежала из квартиры. В лифте немного перевела дыхание. Оказавшись на улице, полной грудью вдохнула воздух, который показался мне очень вкусным, даже пряным, словно кто-то невидимый посыпал его специями, и побежала через дорогу.

Мне хотелось только одного – увидеть его. Запыхавшись, я пробиралась через высокую сухую траву, царапая ладони. Лицо покраснело, я вспотела, пока взбиралась на холм. И сразу увидела его. Он сидел на большом камне спиной ко мне и смотрел куда-то в сторону болота, затянутого белой химической пленкой. Когда-то в этом месиве утонула овчарка. За болотом прошлым летом я набрала целую банку лягушачьей икры во влажной земле. Когда из нее вылупились маленькие червеобразные существа, с отвращением попросила маму выбросить банку.

Я подошла к нему:

– Привет, Макс.

Он обернулся и посмотрел на меня. Теперь я понимаю, что он увидел только красное, густо пыхтящее чучело в мешковатой одежде.

– Это что, прикол какой-то? – спросил Макс недовольно.

– Нет, не прикол. Мы с тобой сегодня по телефону…

Но я не успела договорить. Он тяжело вздохнул, спрыгнул с камня и стал быстро спускаться с холма. Я стояла и смотрела ему вслед, остро чувствуя какую-то горькую черную пустоту внутри.

Я смотрела вокруг, на холм, где мы часто бродили вместе с мамой, выгуливая собаку, и словно не узнавала его. Где-то далеко, за плешивым леском, по дороге, делающей широкий изгиб, лениво ползли машины. Еще дальше к небу были приклеены заводские трубы, выдувающие из своих сопел сизые облака.

Я села на край рядом с камнем. Несколько камушков покатились вниз по склону. Оттолкнувшись руками, я стала соскальзывать вниз, пока не впилилась в небольшое дерево, ударившись о него носком правой ноги. Чертыхнувшись, я стала спускаться на полусогнутых ногах, цепляясь руками за тонкие ветки. Внизу я попыталась осмотреть свою спину – она была вся в белых разводах от сухой глины. Отряхнувшись, пошла на небольшую полянку. Там тихо засыхал небольшой пруд. Запнувшись за ветку, не удержала равновесие и упала на мягкую траву, но ударилась ладонью о камень и слегка разодрала кожу. Боль была несильная, но неожиданно я разрыдалась в голос. Сидя у пруда, я размазывала грязными руками слезы и сопли по красному лицу. Я до сих пор чувствовала, что оно пылает. И тут увидела зайца.