Возраст согласия

Пока я корчусь на унитазе, Яна с Лешей слушают песню «Ооо, теперь я в армии, на…». Это перепевка старой песни Status Quo, вдохновленная, вероятно, страстным (и очень пьяным) монологом Жириновского про двести пятьдесят тысяч отборных солдат Ирака. По крайней мере, куски его фраз звучат на фоне.

Я стараюсь жить просто, как животное. Надо поесть – ем. Сходить в туалет – иду. Заработать денег – зарабатываю. Выполняю свои обязанности.

Заболела – иду за травами и пью их, пока поганый цистит не отпускает.

Когда я вернусь домой, то буду час сидеть на зеленом паласе в комнате, прислонившись к маминой тахте, и смотреть на тайник в древнем столе. Наконец не выдержу, вытащу ключ из сумки и вставлю в замочную скважину на дверце. Поверну два раза, и с легким скрипом дверца откроется, задев мою руку. Внутри запах старого дерева и еще какой-то прелый, таинственный. Это запах старой кожи и тайны. А еще легкая капля старых французских духов в диковинном флаконе. Чтобы его открыть, надо разъять две тяжелые стеклянные половинки.

Я засовываю внутрь руку, словно в пасть крокодилу, и шарю, пока посреди вороха бумаг и старых, полувыцветших фотографий не нахожу то, что искала. Это видеокассета с выломанной задней планкой и слегка выкрученной наружу пленкой. Я знаю, если мама ее найдет, то не сможет посмотреть. Простые меры предосторожности.

Проматываю пленку, крутя белые ребристые выемки на задней стороне кассеты. В углу нашариваю планку и ставлю на место. Запускаю телик и аккуратно вставляю ущербную кассету.

Первое время на экране только полосы. Потом белые волны, и появляется изображение. Я, в свитере и без трусов, разливаю водку по пластиковым стаканчикам. Мы чокаемся с Юрой, его рука вплывает в кадр.

– Я слышу звон хрусталя! – смеется он.

Я тоже ржу. Изображение трясется.

– Ну, давай, девочка моя, покажи мне, – нежным, пьяным голосом просит он.

И я показываю. Не снимая свитера, ложусь на кровать и раздвигаю ноги. В кадр попадает его эрегированный член, который он держит правой рукой. Видно золотое кольцо на безымянном пальце.

Он увеличивает изображение, и теперь видно только, как я глажу себя. Это продолжается долго, пока я не кончаю несколько раз подряд. Я знаю, что будет потом: он выключит камеру и мы займемся любовью по-настоящему.

Когда я смотрю это, у меня между ног все болит. Кажется, что я постоянно хочу в туалет по-маленькому. Но на момент просмотра видео я забываю об этой боли и корчусь, как героиня «Малхолланд Драйв» корчилась на диване, вспоминая возлюбленную. Плача и…

Наконец я поднимаюсь. Вынимаю кассету и выдергиваю пленку до тех пор, пока она не становится просто легким ворохом целлулоида в руках. Кладу ее в пакет, беру спички, старую бумагу и выхожу из дома.

Иду на пустырь через дорогу, нахожу старое кострище – там мы с мамой раньше часто жгли костры. Просто сжигали старые газеты или запекали картошку. Собрав хворост, я складываю его в сердцевину, черную от старой золы. Сверху кладу кассету. Под нее подкладываю старую бумагу и сверху тоже. Потом кладу еще веток. Поджигаю бумагу. Она горит хорошо, но ветки схватываются не сразу. Наконец пламя разгорается, я подкидываю веток. Еще и еще.

Пленка моментально съеживается, но у корпуса кассеты пластик твердый. Он сначала только деформируется, слегка оплывая по краям и тихо шипя. В воздух поднимается горький сине-черный дым. Запах неприятный, но я заставляю себя сидеть у костра и смотреть на языки пламени. С детства меня завораживал огонь.

Когда мне было пять лет, я не верила, что он может обжигать. Настолько красивым казался оранжевый цветок. Тогда мама сказала, что я могу потрогать жестяную банку, которая пролежала в костре некоторое время и основательно накалилась.

Я прикоснулась к почерневшему ребристому боку – банка была от горошка, а потом бегала по всему участку с криком «А-А-А-А-А-А-А-А».

Это открытие не помешало мне через пару лет дотронуться до зажженного бенгальского огня.

Мне все хотелось попробовать, во всем убедиться самой.

А сейчас мне просто очень хочется избавиться от воспоминаний. Я попробовала и обожглась. Жаль только, что меня это ничему не научит.

Глава 15. Стертое

Я начала каждый день упорно убеждать себя в том, что наши отношения с Юрой ненормальны. После последней истории с женой я наконец поняла, что она не какая-то злая грымза из сказки, а живой человек, который борется за свое счастье. А за какое счастье боролась я? Что хотела и ждала от Юры?

Мне были совершенно непонятны простые бытовые вопросы. По сути, мы довольно плохо знали друг друга, и наша связь почти целиком основывалась на сексуальных утехах. Мне казалось, что это самое важное.

День за днем я составляла себе списки. Главная идея была собрать недостатки. Даже после двух абортов мне было сложно понять, что дальше ничего не может быть. Что-то перегорело внутри, но какая-то предательская часть все равно ждала, что он напишет или позвонит. Высматривала его на улицах.

Но он пропал.