Возраст согласия

Так появилась Яна с короткими кудрявыми волосами, которая вытеснила Наташку. В очках, рыжая, высоченная, на полторы головы меня выше, не толстая, но довольно плотная, с грубоватым громким голосом. Мужикобаба. Может быть, она зашла в «Титаник» купить диск или еще что-то подобное, но мы неожиданно сошлись и обнаружили, что нам есть о чем поговорить.

Некоторое время назад Яна сдала на права и неуверенно водила старую «четверку». Вместе с ней в мою жизнь вошел и ее друг Леша – симпатичный, немного мрачный, но в целом приятный молодой человек. Нет, никакой романтики между нами не предполагалось. Мы были словно раненые звери, запертые в одной клетке под названием «молодость». У каждого на сердце лежала любовная рана.

После Юры мне стало окончательно ясно, что я могу получить удовольствие от любви только со зрелым мужчиной. Так, как мужчина в возрасте смотрит, как чувствует и поклоняется молодой плоти, не сможет ни один молодой человек. Именно это и заводило меня. Я пусть с легким стыдом, но все-таки вполне отчетливо осознавала, что возможность по возрасту быть моим отцом только добавляет остроты. Молодым не хватало глубины и вкуса. Даже если они умные и прекрасные.

У Яны были запутанные отношения с парнями и даже с девчонками. Однажды они с лучшей подругой решили, что нужно послать всех парней лесом и жить вдвоем. Она говорила, что ей это нравилось. Но в какой-то момент подруга заскучала по мужскому вниманию и принялась за старое. Так что Яне тоже пришлось вернуться в гетеросексуальное русло.

Она жила на Ваське, неподалеку от Экспоцентра. Мне нравилось, что мы никогда не ездили там с Юрой, а это значит, что я была надежно защищена от любых воспоминаний.

Выпив вина, мы слушали музыку и танцевали. А в одну из белых ночей поехали на залив. Перед моими глазами все расплывалось. Шоссе таяло и перекручивалось темно-зеленой змеей. Но Яна вела уверенно, так, словно совсем не пьяна. Я легла на заднем сиденье. Все вокруг казалось мне невесомым и темным. Мне это нравилось.

Когда я открыла глаза, наша машина стояла на дюне. Напротив залива.

– Я очень любил Машу, – сказал Леха.

Белая ночь залила все вокруг голубоватым светом. Окружающие нас пески распадались на серые фракталы. Я открыла дверь, и «море» стало втягиваться в горизонт.

Леха продолжил:

– Поэтому я заказал парней. Они пришли к ней домой и сильно избили.

Они говорили потом, что у Маши распухло ее красивое лицо. Кусочки зубов валялись на ковре в лужах крови. Она плакала и кричала все время «За что?» не своим голосом.

По лицу Лехи текли слезы. По суровому лицу. Оно словно высечено из песчаника. Леха красивый и брутальный. В глазах серая сталь.

Ночь плыла над нами бессонной птицей. Я сидела на заднем сиденье и слушала их с Янкой воспоминания. Может быть, мне это просто снилось.

Янка била по пластику багажника, выбивала ритм. Тихо таял в воздухе заунывный лаунж.

– Помнишь, как она в лагере за мной бегала? А?

– Да, – кивает рыжей головой Яна. – Я помню. Красивая, стройная и совсем юная девочка.

Девочка, которая еще через пару лет выплюнет кусочки белоснежных зубов на собственный ковер. Цена любви.

Я выкатываюсь из машины. На полусогнутых ногах сползаю по сизой дюне к воде. Это не тот пляж, где мы сидели с Наташкой и Юрой. Небо – слоеная акварель. Линии цветов идут параллельно друг другу: нежно-розовый, бледно-голубой, желтый, вымытый почти до бесцветия.

Вода темная. Как мы.

– Первый раз я ее ударил…

Машина где-то далеко, на другой стороне, но мне кажется, что я все еще слышу Лешин голос.

Ныряю в темное, и все вокруг исчезает. Мир стерт. Однажды в Наташкином доме вырубили свет. Мы поднялись на третий этаж и погрузились в ничто. Идеальная сенсорная депривация. Такая тьма, что ты теряешь любую уверенность в чем-либо. Кто ты, где ты, зачем ты, какой ты и для чего?

Мы плыли так, пока руки не уперлись во что-то плотное и гладкое – это была стена. Потом где-то рядом распахнулась дверь и косым лучом смыла идеальную тьму.

Но теперь я в воде. Холод нежно гладит, наматывает волосы на кулак и тянет ко дну. Я открываю рот…

Что-то поднимает меня над водой. Она струится по джинсам и футболке. Вытекает изо рта. Я стучу зубами. Я парю над водой, лежу на спине тигра. Нет, это Леша несет меня.

– Накупалась, русалка?

Просто что-то мычу в ответ. На заднем сиденье катаюсь и требую продолжения банкета. Дома Леша заносит меня в ванную. Где-то это уже было, смутно думается мне сквозь алкогольные сумерки. Раздевает. Я вся в какой-то тине. Моет. Опять несет в комнату на кровать. Нежно целует между ног. И я засыпаю.

Впервые я совсем не думаю о Юре.

Утром в туалете я буду тихо стонать от жжения между ног – ночное купание не прошло даром. Каждый, у кого хоть раз был цистит, знает, что это адская штука. Поэтому с детства родители твердили: не сиди на камнях, они холодные. Не сиди на железных перилах. Застудишься.