Возроди меня

Я невольно начинаю смеяться и щиплю Кенджи выше локтя. Он чертыхается и злобно смотрит на меня.

Я с улыбкой обращаюсь к Назире:

– Так вот, если вам нужен южный выход, вам лучше вернуться по коридору и трижды повернуть налево. Справа будут двойные двери. Попросите любого из солдат вас выпустить.

– Спасибо, – Назира тоже улыбается мне и странно смотрит на Кенджи. Он, все еще потирая место щипка, отваживается помахать ей на прощание.

Только когда она уходит, я поворачиваюсь к Кенджи и шиплю:

– Да ты что, рехнулся сегодня?!

Но Кенджи хватается за меня – у него подкашиваются ноги – и торжественно заявляет:

– Господи, я, кажется, влюбился!

Я молчу.

– Я серьезно! – настаивает Кенджи. – Так вот как это бывает? Мне еще не доводилось влюбляться, и я не знаю, любовь это или, может, несварение!

– Ты ее совсем не знаешь! – внушительно начинаю я. – Пожалуй, все же несварение.

– Думаешь? – упавшим голосом переспрашивает он.

Я кошусь на него, но сразу же забываю свой гнев: Кенджи стоит с таким необычным для него дурацким выражением, совершенно ошалев от счастья, что мне становится его жаль.

Вздохнув, я пихаю его вперед, а то он будто прирос к полу.

– Не знаю. Может, тебя к ней просто тянет? Господи, Кенджи, ты меня так ругал за Адама и Уорнера, а сейчас у самого гормональная буря?

– Не знаю. Но ты у меня в долгу.

Я хмурюсь. Кенджи пожимает плечами. Счастливое выражение не сходит с его лица.

– Она, конечно, социопатка и попытается придушить меня во сне, но, черт, какая красавица – вау! – вырывается у него. – Невероятно хороша! Настолько, что у мужчины возникает мысль: да пусть убивает, оно того стоит!

– Да уж, – тихо говорю я.

– Ты согласна.

– Возможно.

– Я не вопрос задаю, а утверждаю: девица объективно настоящая красавица!

– Ну, ясное дело.

Кенджи останавливается и берет меня за плечи:

– Что случилось, Джей?

– Не знаю, о чем ты го…

– Да ты ревнуешь?! – поражается он.

– Нет! – буквально ору я.

Он смеется.

– Ну и ну! Почему ты вдруг ревнуешь?

Я пожимаю плечами, что-то пробормотав.

– Чего-чего? – он прикладывает ладонь к уху. – Боишься, что я брошу тебя ради другой?

– Заткнись, Кенджи, я не ревную!

– Ага-ага.

– Не ревную, говорят тебе! У меня просто…

У меня просто сложный период. Но я не успеваю договорить – Кенджи подхватывает меня на руки и кружит, повторяя:

– Ты такая хорошенькая, когда ревнуешь…

Я пинаю его в колено. С силой. Он роняет меня на пол, хватается за ногу и разражается такими ругательствами, что я даже улавливаю пару незнакомых выражений. Я бегу в комнаты Уорнера, окрыленная удовлетворением, смешанным, правда, с чувством вины, а вслед мне несутся оглушительные клятвы Кенджи надавать мне утром пинков.

Уорнер

Сегодня я сопровождаю Джульетту на утренней прогулке.

Она нервничает – такой я ее еще не видел. Я виню себя, что не подготовил ее к тому, с чем можно столкнуться на посту командующего. Вчера она прибежала в наши комнаты взволнованная, что-то прощебетала о том, что ей хотелось бы знать несколько языков, но отказалась что-либо пояснить.

Кажется, она таится от меня.

Или я от нее.

Поглощенный своими мыслями и проблемами, я не удосужился узнать, как ей жилось последние недели. Вчера она впервые заговорила о своих сомнениях в том, что сможет стать хорошим лидером, и я задался вопросом – давно ли в ней живут эти страхи, сколько времени ее гложут сомнения. Нужно выбрать время для откровенного разговора, но как бы нам не потонуть в наших откровениях. Особенно мне.

Из головы не идут бредни Касла. Уверен, в конце концов выяснится, что его неправильно информировали или он что-то недопонял. Но мне очень нужны ответы, а я еще не брался за архив отца. Не знаю, на что решиться.

Я надеялся сегодня выкроить время, но не оставлять же Джульетту с Хайдером и Назирой. Я не мешал их знакомству, но бросать ее на съедение этой парочке безответственно. Эти гости пожаловали к нам со своими целями и не упустят возможности затеять жестокие игры с чувствами Джульетты. Я удивлюсь, если они не начнут запугивать и дезинформировать ее, чтобы заставить струсить. Джульетта многого не знает.

Пожалуй, я прилагаю недостаточно усилий к тому, чтобы представить, что она чувствует. В своей солдатской жизни я многое привык считать само собой разумеющимся, и то, что мне привычно, для нее в новинку. Нужно это помнить. Нужно сказать Джульетте, что к ее услугам личный арсенал, парк автомобилей и собственный шофер плюс несколько самолетов с пилотами. Стоп, а она вообще когда-нибудь летала?

Останавливаюсь, будто эта мысль является физической преградой. Конечно, не летала. Джульетта не помнит жизни за пределами Сектора 45. Сомневаюсь, что ей хоть раз удалось поплавать вдоль берега, не говоря уже о том, чтобы выйти в океан на яхте. Она жила только книгами и воспоминаниями.

Ей еще столько всего предстоит узнать и преодолеть… Я искренне поддерживаю ее, но совершенно не завидую – перед Джульеттой непомерная, огромная задача. Существует простая причина, почему я сам никогда не хотел на этот пост. Я не желал такой ответственности.