В качестве моэля был приглашен рав Нафтали. Шауль ожидал, что посаженым отцом, держащим на руках ребенка во время брит-мила, будет дед Ахав и был потрясен, когда Эста и дед Ахав пригласили на это почетнейшее место купца Гесиода.
Шауль понимал, что в этом жесте деда Ахава было уважение к богатому гостю, давшему работу множеству людей в селении. Но только ли это? – продолжал сомневаться Шауль. И он решил посоветоваться с Нафтали, прежде чем уступит милетцу почетную роль посаженого отца его, Шауля, племянника.
Шауль придавал этой встрече с Нафтали больше значение. Надо было расставить все на свои места.
Шауль видел с каким уважением рав Нафтали относился к милетцу. Иногда они подолгу о чем-то беседовали. Шауль даже вспомнил, что однажды, когда милетец отправился в опасную поездку в далекие горные селения, рав Нафтали благословил его. Как будто бы тот был не язычник эллин, но иудей.
И вообще милетец представлял для Шауля немалую загадку. Его бесспорная притягательность тревожила Шауля. Вызывала чувство ревности.
Облегчение наступало лишь тогда, когда купец надолго уезжал за новыми товарами и увозил с собой солидный груз оружия.
Неосознанную зависть вызывало и то, что с милетцем всегда уезжал Гидеон и человек двадцать вооруженных молодых людей из селения Ахава и беженцев из Дура-Европоса.
Эти торговые сделки скорее были похожи на военные занятия. Нередко часть из уезжающих юношей не возвращалась, но оставалась в тех местах, где Гидеон закупал или продавал оружие.
Для очередной поездки купец уже не должен был искать людей для погрузки и разгрузки оружия, ковров, ячменя, пшеницы или мешков с сухофруктами. Все это, – как догадывался Шауль, – ему обеспечивали оставшиеся юноши.
Возвращаясь домой спустя два или три рождения луны, парни, как правило, принимались за свои повседневные дела, ничего не рассказывали о том, чем занимались во время отсутствия. Торговые дела Гесиод хранил в тайне.
Шауль оставался в стороне от чего-то важного, и это порождало чувство неудовлетворенности в его мятежной душе. Шауль не знал, как преодолеть это чувство.
Всем этим он должен поделиться с Нафтали, ставшем со времен пленения и, особенно во время их исхода из Александрии, его наставником. Шауль чувствовал глубокое доверие к этому энергичному и доброжелательному человеку.
Договорились встретится в Доме Собраний селения. Когда Шауль зашел в здание синагоги, он вдруг увидел, что рядом с Нафтали восседал купец Гесиод.
Шауль тут же решил, что ошибся во времени и хотел, было уйти, но рав Нафтали встал ему навстречу, протянул обе руки и тепло улыбнулся.
– Мы с нетерпением ждем тебя, Шауль, дорогой наш друг и храбрый воин.
Тем не менее, Шауль с явным недовольством посмотрел в сторону купца. С его, Шауля точки зрения Гесиод был здесь лишним. Шауль предпочитал разговор с глазу на глаз. Тем более, что речь шла именно о присутствовавшем здесь купце.
Однако Шауль понимал, что старый священнослужитель делает это не спроста. Он чувствовал, что у Нафтали имеются какие-то свои важные планы. Иначе бы он не стал приглашать Гесиода.
Присутствие милетца было для Шауля тем более непонятным, что в последнее время, по его наблюдениям, Нафтали не проявлял никакого интереса к купцу и его делам. И теперь они встретились втроем.
Эта встреча потрясла Шауля. Она круто изменила всю его жизнь. Но об этом мы расскажем несколько позднее.
Никто не мешал их встрече. В синагоге в эти часы, кроме них, никого не было. Они сидели на тонких, прослоенных шерстью подушках. Нафтали, чуть покачиваясь, обратился не к Шаулю, но к Гесиоду:
– Не кажется ли уважаемому негоцианту, сыну великой Эллады, что его приглашают на некое варварское событие, которому иудеи придают столь большое значение?
И Шауль услышал ответ, который ошеломил его.
– Приобщение к Союзу с Всевышним, то есть приобщение к своему народу восьмидневного младенца, ни в коей мере не является варварским событием, – почти по-военному ответил милетец.
Шауль не поверил своим ушам. Он ожидал от грека какой угодно ответ, но только не такой.
– Значит ты знаком с нашими обычаями, негоциант Гесиод? – не глядя на собеседника, спросил Нафтали. Он впервые назвал купца по имени. И сделал это с каким-то особым подтекстом.
– Человек, избороздивший немало морей и побывавший во множестве стран, – продолжал Нафтали, – конечно же, знает многое о происходящем в подлунном мире. Не пришлось ли тебе побывать и в Иудее, уважаемый Гесиод?
Последовало продолжительное молчание.
– Я спросил о стране, дорогой сердцу каждого иудея, вовсе не потому, что твои соплеменники – греки пытаются уничтожить нашу веру, запретив законы, обычаи и традиции, предписанные Всевышним.
– Своим вопросом, – продолжал рав Нафтали, – я хотел лишь подчеркнуть смысл предстоящего события, находящегося в противоречии с политикой селевкидских властей, под эгидой которых ты ведешь свою торговлю.
– Я именно так и понял, – тихим голосом ответил милетец, – среди иудеев имеются люди, которые отказываются от своих традиций, от своей веры, даже от своего Бога и становятся большими эллинами чем, мы эллины…