Возвращение

Этот разговор круто изменил жизнь Шауля. Он также стал совсем другим человеком. Исчезли его запальчивость, беспечная веселость, вернее, они как бы спрятались в глубинах его души. Он стал расчетлив. Был неутомим и изобретателен в поисках все новых и новых оружейников.

Кузнецы Эфирики, а их с давних времен было множество, видели его чаще, чем свои семьи. Даже далёкие города-полисы, знали, что он надёжный и щедрый заказчик.

Тем не менее, сообщение об отъезде Шифры и Эсты обожгло его подобно языку вспыхнувшего пламени, но еще большую боль принесло сообщение Нафтали, что он должен оставаться дома, в то время как на корабле, рядом с Шифрой всегда будет находиться Силонос.

В нем разгорелась ревность и силу этой ревности можно было сравнить лишь с огромной силой любви, которую он испытывал к Шифре.

Шауль винил себя в том, что не успел рассказать ей о своих чувствах, столь неожиданно вспыхнувших в далёком Модиине. О её песне, тронувшей глубины его души. Шауль был в отчаянии. Он никак не мог избавиться от охватившей его безысходности.

Чувство долга, который он принял на себя, столкнулось с всепоглощающим чувством любви. Тем не менее он исчезал из дома на долгие недели. Его видели во многих городах и селениях всего побережья Понта. Встречали там, где звучал стук тяжелого кузнечного молота. Вся его жизнь сконцентрировалась вокруг поисков оружейников. Он закупал всё, что могло понадобиться воинам в далёкой сражающейся Иудее.

Его Иудее, где жили его далекие предки, где был захоронен Эльазар, куда теперь возвращалась Шифра и уезжала его сестра.

Большая часть закупленного им оружия отправлялась в селение Ахава и тут же грузилась на " Семерку”, тихо покачивавшуюся на волнах прибрежной лагуны. Избытки оружия он прятал в горных пещерах, известных немногим. Уже сейчас он начал подготовку груза для следующего корабля, с которым он сам непременно отправиться в Иудею.

Кроме двоюродных братьев Шломо и Натанеля, его постоянно сопровождали, десять таких же, как они, смелых и надёжных парней.

Он почти без возражений согласился с решением принятым Эстой. Конечно она должна жить в доме мужа и там растить сына. К тому же рядом всегда будет её верная подруга Шифра. Эти размышления, а также уверенность, что в скором времени и он будет в Иудее, где-то недалеко от них, смягчали боль предстоящей разлуки.

Беда пришла неожиданно, со стороны, откуда Шауль совсем не ожидал.

Отъезд Эсты обрушился на старого Ахава, подобно стремительному горному обвалу. После того, как Адонай призвал к себе его незабвенную жену Сарру, с которой прошел, рука об руку, более полувека, на лице Ахава никто не видел даже намёка на улыбку. Он резко сдал. Похудел. Исчезла былая острота зрения. Стал по-старчески медлителен. Нуждался в помощи, когда взбирался на лошадь.

Но лишь после рождения правнука Эльазара бен – Эльазара, которого для краткости называл Элькой, старик постепенно возвращался к жизни. Заблестели погасшие было глаза. Восстановилась подвижность. Во дворе и даже у бесконечных конюшен вновь звучал давно затихший голос.

Дед Ахав лично менял пеленки ребёнка. Подмывал, к ужасу Эсты и Шифры, только холодной водой. Затем растирал мягкой, хорошо выделанной шкурой новорожденного жеребёнка. И делал он это удивительно нежно и терпеливо до той самой минуты, когда тельце Эльки становилось розовым. Был бесконечно рад, когда, наконец, раздавался требовательный рёв явно проголодавшегося младенца.

Именно тогда дед Ахав подхватывал правнука, поднимал его высоко над головой, чтобы его призывный голос был слышен не только в селении, но, чтобы на этот крик обязательно отозвалось эхо в окружающих селение скалах.

И когда однажды, к великому огорчению близких, у Эсты исчезло молоко и начались лихорадочные поиски кормилицы, деда Ахава это не смутило. Он пошел в конюшню и собственными руками надоил молока молодой породистой кобылицы, а затем, несмотря на опасения и протесты Эсты и Шифры, напоил этим молоком орущего младенца.

Они успокоились лишь тогда, когда Элька, присосавшийся к кожаной соске, наконец, отрыгнул добрую долю перепитого молока и крепко заснул.

Ни запора, ни поноса после столь неожиданной еды не последовало.

Дед Ахав был уверен, что молоко молодой кобылицы не только хорошо насыщает, но и помогает от всяческих болезней, которые, упаси Бог, могут пристать к ребенку.

В глубине души старого Ахава таилась вера, что хотя Всевышний и не наделил лошадей человеческой душой, зато дал им большую силу, выносливость и тонкий слух. И, быть может, в тайне размышлял Ахав, – давая младенцу молоко молодой кобылицы, он тем самым поможет развитию этих качеств и у Эльки.

Первый радостный возглас деда Ахава услышали совсем недавно. Это произошло, когда он усадил на лошадь годовалого правнука.

Конечно же, это была старая смирная лошадь, она уже давно не рожала и даже была не в силах тащить повозку, но она была матерью более чем десяти поколений породистых лошадей. За эти заслуги дед Ахав подарил ей спокойную старость.