Возвращение

Однажды, когда солнце стояло в зените, и Эста перетаскивала с середины двора готовые к обжигу изделия, во двор вошел Бен-Цур. Первым, кто его заметил, был носившийся по двору Элька. Он хотел, было, закричать, но гость приложил палец ко рту, требуя, чтобы Элька не выдал его. Элька принял игру. Замер на месте. Однако, как только Бен-Цур подошел к работавшим женщинам, из всех сил заорал: У-р-р-а!

Этот неожиданный приход Бен-Цура стоил не менее десяти кружек и тарелок, разлетевшихся в дребезги, когда Шифра и Эста бросились к долгожданному гостю.

Шифра смотрела на него полными слез глазами. Обняла и начала ощупывать – не ранен ли он, не слишком ли он похудел. Вынесла гидрию с водой, помогла умыться после долгой дороги. Положила перед ним чистую хламиду.

Бен-Цур неторопливо ел, счастливо улыбался, но Шифра видела, что он предельно устал. Отвела его в дом.

Бен-Цур проспал от восхода до восхода солнца. Его не разбудили ни отчаянный звон элькиного молотка, ни грохот особенно часто падавшего медного шлема.

Наконец, Бен-Цур проснулся. Вышел во двор. И вновь Шифра вынесла гидрию с водой, но теперь она должна была лить воду не только на руки гостя. Элька, молниеносно сбросил ночную кутонет, пристроился рядом с Бен-Цуром. Он счастливо орал, когда и на него обрушивались струи холодной воды.

Вместе растирались грубым холщовым полотенцем, вместе уплетали завтрак. С большим трудом неугомонный Элька дождался, когда Бен-Цур закончит благодарственную молитву Дающему пропитание. Тут же потащил его в гончарную мастерскую. С восторгом показал огромного орла, стоящего на пне, в отгороженном от мастерской углу. На крыле птицы не было повязки, лишь розово высвечивал, лишенный перьев, крупный шрам.

Увидев приближавшихся людей, птица грозно насупилась и тогда Шифра движением руки остановила Бен-Цура и Эльку. Принесла из погреба кусок мяса, спрятала его за спиной и что-то сказала птице. И та в считанные доли секунды успокоилась, взмахнула могучими крыльями, еле вмещавшимися в клетке, спрыгнула к ногам приблизившейся Шифры. Хозяйка, однако, не торопилась. Она положила мясо на камень, находящийся в клетке. Вновь что-то произнесла, но к удивлению Шифры, птица не среагировала на её голос. Замерла, к чему-то прислушалась. И громкий клекот огласил помещение мастерской. Вырвался наружу, завис в светлом утреннем небе.

Шифра в испуге отпрянула от птицы, но та не умолкала, взъерошенные перья превратили её в грозное незнакомое существо. И лишь Бен-Цур понимающе улыбался.

– Пришел час её освобождения, – и, поманив с собой Шифру, вышел во двор. Высоко в небе парил одинокий орел. Он был освещен лучами еще невидимого с земли солнца и от этого казался кованным из чистого золота.

Не произнося ни слова, Бен-Цур зашел в мастерскую. Изловчился, обнял птицу, вынес во двор и поставил на каменную ограду. К ней устремилась Шифра. Глаза её были полны радостных слез. Она продолжала что-то говорить понятное лишь ей и птице, но та, расправив могучие крылья, поднялась в прохладный океан утреннего неба.

Бен-Цур, Шифра и Элька продолжали стоять в центре двора. Их лица озарились первыми лучами взошедшего солнца. Они прощались с улетавшей гостьей. А та медленно набирала высоту. Вдруг замерла, сделала над Модиином широкий круг, но теперь уже не одна. Рядом с ней парил "кованный из золота” орел. И Шифра могла поклясться, что явно слышала их отдалявшийся радостный клёкот.

В доме Шифры потянулись спокойные, полные тихой радости, дни. Уже не первую печь хорошо обожженных керамических изделий удалось продать, либо обменять на необходимые для дома вещи. В отстроенном курятнике опять запел петух, закудахтали куры, и первый десяток яиц подоспел к праздничной субботней трапезе.

Буйно зазеленели восходы ячменя и пшеницы. Немало забот принесли Шифре оливковые деревья. После пожаров и прошедших здесь сражений, почти все деревья оказались изувеченными или вовсе срубленными. Шифра лечила их, как раненых воинов, закрывала мазями истекавшие соком рванные и рубленые раны. Эти мази она готовила из краснозема, смешанного с коровьим навозом и настоями собранных ею трав. Через день приносила воду и поливала поврежденные корни.

И теперь, с возвращением Бен-Цура, почти все её деревья, а их было двадцать два, выбросили стройные зеленые ростки.

– Если Всевышний поможет, – делилась она своими мыслями с Бен-Цуром, – то к осени они подарят нам богатый урожай. Еще коэн Матитьягу, да будет благословенна память о нем, говорил, что наши деревья самые плодоносные во всей округе. Их сажал наш прапрадед Авиноам, да будет имя его благословенным.

В течение десяти дней пребывания дома, Бен-Цур очистил домашний водосборник. Вновь отстроил курятник, сделав его крепче и просторнее. Основание сложил из плотно подогнанных камней, так что теперь не только мангустам не поживиться курятиной, но и лисья хитрость окажется бессильной.

Вместе они перекрыли крышу дома, так что не будут страшны ни сильные юго-восточные ветры, ни осенние проливные дожди. И еще одно событие вызвало радость Шифры. По её просьбе Бен-Цур ездил в Бетулию, чтобы узнать что-либо о её подруге Иегудит. О подруге ничего не было известно, но Бен-Цур привез из Бетулии красивую и просторную детскую колыбель