Возвращение

Когда фашисты усилили бомбардировку Барселоны, Антонио перебрался в общежитие. Там он оказался среди таких же, каким был сам, – отозванных с фронта и ослабленных, но не теряющих надежды снова в будущем взяться за оружие. Они все равно оставались солдатами.

Незаметно подкрался новый, 1939 год. Радоваться было нечему. Повсюду витало ощущение неизбежности. Продукты в магазинах разобрали подчистую, горючее закончилось, по пустым улицам эхом разносились последние отчаянные призывы к сопротивлению. Барселона была смертельно ранена, и теперь ее было уже ничем не спасти. 26 января фашистские войска вошли в Барселону, заняв почти обезлюдевший город.

Глава 31

Когда Барселона пала, полмиллиона человек начали свое путешествие в ссылку; все они были ослабевшими после месяцев полуголодного существования, многие только оправлялись после ранений.

Антонио оказался в компании еще одного ополченца, Виктора Альвеса, молодого баска, которого призвали в семнадцатилетнем возрасте. Не обученный обращению с винтовкой, он был ранен в первый же день битвы на Эбро; его родные уехали во Францию несколькими неделями ранее, и он надеялся воссоединиться с ними.

Во Францию можно было попасть двумя путями, и мужчинам надо было составить мнение о каждом из них. Первый лежал через Пиренеи. Для Антонио и Виктора, еще не оправившихся от ранений, скалистый рельеф будет не самым легким препятствием. Им всю дорогу придется пробираться сквозь снег. Антонио слышал, что дети местами увязали в нем по пояс, а старики и слабые здоровьем постоянно оставляли свои палки в глубоких наносах. Многие поскальзывались на льду и падали. Идти получалось мучительно медленно.

Кроме того, Антонио с Виктором брать с собой было особо нечего; большинство не могли удержаться, чтобы не прихватить с собой побольше добра. Их брошенные пожитки, присыпанные снегом и оттого невидимые, еще больше усложняли дорогу тем, кто шел за ними. По весне, когда снежный покров в горах растает, взгляду откроется причудливая тропа из всякого хлама. По всей дороге валялись вещицы непрактичные, но памятные – флакончики дорогих духов или иконы, – а также практичные, но никакой памятной ценности не имеющие – металлические кастрюли или стульчики.

Альтернативой рискованному переходу по горным перевалам была дорога вдоль берега, хотя там их ждала опасность в виде пограничного контроля. Оба согласились, что выбор тут ясен, и оправились в путь с огромной колонной людей, решивших пойти на север вдоль моря.

Люди едва тащили свою домашнюю утварь, одеяла, тюки с одеждой и все прочее, что они посчитали необходимым захватить в путешествие в новую жизнь. Труднее всего приходилось одиноким женщинам с несколькими детьми. Антонио частенько пытался помочь. У него с собой всех пожитков была одна винтовка. Он привык неделями носить одну и ту же одежду. А вот многие забили сумки под завязку и теперь маялись с ними.

– Давайте помогу, – настойчиво предлагал он женщине, чей ребенок нес на руках малыша, пока она со слезами на глазах сражалась с сумкой, ручки которой не выдержали веса и порвались. Третий ребенок, уютно закутанный сразу в несколько одеял, семенил рядом. Антонио с Виктором взялись нести младенца и сумку и вскоре уже развлекали мальчонку строевой песней. Антонио вспомнил о том, как он ехал из Гранады с отрядом ополченцев и те громко распевали, чтобы поддержать свой боевой дух. Это сработало тогда, сработало и сейчас.

Даже Антонио, повидавший на полях сражений неописуемо жуткие зрелища, был-таки потрясен открывавшимися ему иногда по пути видами. Пока женщины рожали, их окружали родственницы, заслоняя своими юбками от посторонних глаз таинство появления на свет.

– Опасные времена для того, чтобы родиться, – бормотал Антонио, слыша жалобный плач новорожденного.

Преодолев за неделю пешего похода двести километров, Антонио добрался наконец до пограничного города Сербер. Он бросил взгляд на море, и на мгновение в его душе колыхнулась надежда. Воды Средиземного моря ловили снопы солнечных лучей, пробивавшихся сквозь тяжелые февральские тучи, и большие участки свинцовой глади сияли серебром. Перед ними лежала Франция, уже другая страна. Может статься, они начнут здесь новую жизнь. Пустившиеся в этот великий исход оборванные и отчаявшиеся люди были вынуждены верить в новое начало, в землю обетованную. Некоторым из них не было больше дела до родины, места, где у них не осталось ни семьи, ни дома, ни надежды.

Хотя многие в колонне уже поизбавлялись от своей ноши, солдаты с винтовками расставаться даже не думали. Больше им ничего не требовалось. Долгими тоскливыми ночами напролет они разрабатывали тугие затворы и теперь были уверены, что это изношенное русское оружие сохранит им жизнь.

– Что там, впереди? – спросил Виктор.

– Не знаю, – ответил Антонио, вытягивая шею, чтобы разглядеть что-нибудь поверх тысячи голов, большинство из которых было увенчано шляпами. – Может, опять проход закрыли.