Ходили слухи, что французы на время закрывали границу: их ошеломило число беженцев. Сзади начали напирать, но вокруг все выглядели подавленно, нетерпения никто не проявлял. Они уже столько прошли, оставалось преодолеть всего несколько метров.
Где-то час спустя колонна стала продвигаться вперед. Антонио уже видел погранпост, слышал незнакомую французскую речь. Столь резкого тона они не ожидали.
– Mettez-les ici![73]
Может, эти слова для них звучали совершенной бессмыслицей, но жесты и груда оружия и вещей на обочине доходчиво все объясняли. Французы ясно давали понять, чего ждут. Прежде чем покинуть Испанию, изнуренные беженцы должны были сдать оружие, а многих еще и вынуждали бросать там свои пожитки. В нескольких метрах впереди их с Виктором Антонио заметил старика, яростно препирающегося с французами. «Дурная затея, – подумал он про себя, – затевать перебранку с пограничниками, особенно если ты немощен, как этот старый вояка». Закончилось все скверно.
Они заставили его вывернуть перед ними карманы, а когда заметили, что рука его сжата в кулак, один из пограничников ткнул его в плечо штыком.
– Qu’est-ce que vouz faites? Cochon![74]
Другой, схватив старика сзади, держал его, пока третий, сообразив, что кулак был сложен не для удара, разжимал костлявые пальцы один за одним, пока ладонь не раскрылась полностью. Что они ожидали там обнаружить? Горсть золота, миниатюрный пистолет?
На вытянутой ладони старика лежала лишь кучка пыли, жалкая горстка испанской земли, которую он пронес с собой через горные перевалы.
–
Старик и договорить не успел, как пограничник одним движением смахнул земляную крошку с его руки. Тот опустил взгляд на крупинки песка, остатки его
–
Пограничники рассмеялись ему в лицо, и Антонио, шагнув вперед, мягко взял старика за руку. По его лицу текли слезы, но он все еще кипел от ярости и был готов накинуться на обидчиков. Злиться сейчас было без толку: французов это только раззадорит, что приведет к дальнейшим издевкам. Они уже топтали сапогами драгоценную испанскую землю. Старик получил еще один тычок в спину. Если не будет больше поднимать шум, скоро окажется во Франции.
Теперь пограничники переключились на Антонио. Один из них схватился за дуло его винтовки. Жест был вызывающим и совершенно излишним, учитывая, что гора брошенного на обочине оружия и так явно указывала на то, что на территорию Франции им придется ступить безоружными. Дополнительных подсказок вроде бы и не требовалось. Антонио, не говоря ни слова, отдал винтовку.
– С чего нам их сдавать? – тихо прошипел Виктор.
– Потому что у нас нет выбора, – ответил Антонио.
– Но зачем им заставлять нас это делать?
– Потому что они боятся.
– Чего? – недоверчиво воскликнул Виктор, оглядывая окружавших его изнуренных мужчин, женщин и детей. Все стояли, сгорбившись от усталости, а некоторые еще и согнувшись в три погибели, словно огромные улитки, под тяжестью оставшегося скарба. – Как нас можно бояться?
– Они опасаются впустить в страну кучу вооруженных коммунистов, которые начнут там все под себя подминать.
– Что за безумная мысль…
Отчасти так и было, однако они оба знали, что в разрозненные ряды разбитого ополчения затесались экстремисты и что во Франции на протяжении всей войны слухи о поведении
За постом пограничного контроля дорога, извиваясь, спускалась к морю. Побережье было диким и скалистым, воздух – более пронизывающим, чем у них на родине. Но они шли по склону вниз, что само по себе было облегчением. Люди двигались толпой, механически переставляя ноги. Их сопровождали французские полицейские, которых раздражала неторопливость беженцев.
– Интересно, куда они нас ведут, – подумал вслух Антонио.
Ходили слухи, что французы, хоть и не горели желанием пускать их в страну, подготовили для них временное пристанище. Где бы им ни довелось приклонить голову после многодневного перехода при минусовых температурах, все будет облегчение.
По мере того как они спускались вниз, их до самых костей начала пробирать сырость. Виктор ничего не ответил своему попутчику, и оба продолжили свой путь в молчании. Они почти ничего не чувствовали от холода, и это, наверное, притупило их реакцию на то, что их теперь ожидало.