Возвращение Амура

– Полюбуйся, Миша, – Муравьев протянул Корсакову бумаги. – Вчера пришла инструкция для Невельского.

– Из Главного морского штаба? Относительно Амура? Наконец-то!

– Увы, мой друг, радоваться рано. Ты почитай, почитай. Инструкции от Амурского комитета; он создан государем для содействия амурскому делу, но уже начал ему мешать. Инструкции более чем осторожные: главное – ни в коем случае не заходить в устье Амура!

– И чего они боятся? Ждут, когда нас британцы опередят?!

– Кое-кто, может быть, и ждет… Да, припоздала депеша. Почта из Охотска в Петропавловский порт, наверное, уже отправлена, так что тебе следует собираться в дальнюю дорогу. Передашь Невельскому эти бумаги и мои письменные наставления. Ты его должен встретить в Петропавловске.

Корсаков смотрел на генерала во все глаза, видимо, еще не веря, что ему поручают столь ответственное дело.

– Да-да, Миша, это не шутка. Через три дня выезжаешь. И помни: никому ни слова, что везешь инструкцию по Амуру: очень даже возможно, что у китайцев здесь есть свои уши. Да и англичан с французами тоже нельзя исключать. Говори, что едешь в Нерчинск. В Охотске дождешься открытия навигации и с первым же кораблем – в Камчатку! Геннадий Иванович, конечно, огорчится: я ему обещал большее, а тут полный пердимонокль!

– Послушайте, Николай Николаевич, – вдруг сказал Корсаков, снова заглянувший в инструкцию, – тут же сказано: держаться левого берега. Но левый берег может быть только у реки.

– Или – у пролива.

– Нет. У пролива один и тот же берег может быть и левым, и правым – смотря куда плывешь. А у реки берега определяются по течению, и левый – всегда левый.

– Хорошо. И что из этого? – нахмурился Муравьев.

– А то, что Невельской может спокойно зайти в Амур, но – держась левого берега! И тем самым не нарушит инструкцию!

Муравьев мгновение помолчал и неожиданно крепко обнял штабс-капитана и расцеловал в обе щеки:

– Миша, ты – гений! Там, где «нельзя», увидеть «можно» способны только гении! Сначала Катюша, теперь – ты!

– Корсаков зарделся и молчал, хлопая глазами и явно не понимая, при чем тут Екатерина Николаевна. Муравьев ничего не стал объяснять – он был весь под впечатлением от услышанного.

– А я-то, я-то, тупой баран, привык в армии безоговорочно подчиняться указаниям сверху. Впрочем, и сам ведь того же требую, заранее считая, что я прав. А у другого человека может быть другое мнение, и не хуже моего.

Николай Николаевич вспомнил, как совсем недавно, где-то в конце марта, у него случился спор со Струве о политике англичан. Молодой чиновник считал, что британцы правильно делают, распространяя свою культуру по всему миру, приучая дикарей к цивилизованному труду, и надо не противодействовать им, а перенимать их опыт и приглашать к сотрудничеству в освоении новых земель. Вот русские уже почти триста лет в Сибири, если считать от Ермака, а что дали местным народам? Кроме скверной водки – ничего! Буряты только недавно, благодаря семейским переселенцам, стали заниматься земледелием, а о тунгусах и говорить нечего – как гоняли своих оленей тысячу лет назад, охотничали, рыбу ловили – так и теперь это делают.

Струве знал, что говорил: одним из его постоянных заданий было общение с коренным населением Иркутской губернии. Он часто выезжал в места его обитания, принимал жалобы и добивался справедливого их разрешения. Благодаря его усилиям, буряты и тунгусы поверили, что русские власти их защищают и никому не дают в обиду. Особенно им нравился новый генерал-губернатор. Муравьев был доволен работой Бернгарда Васильевича, но его позиция в отношении англичан покоробила и рассердила.

– Вы их идеализируете, Бернгард Васильевич, – сказал тогда Николай Николаевич. – Они хитры и коварны. Если они зацепятся за Амур и натравят на нас Китай, через полвека мы все здесь потеряем навсегда. А принесут ли они сюда цивилизацию – большой вопрос. Что они творят в Индии? Захватывают и захватывают. Правда, строят железные дороги, телеграф, пароходы, но все лишь для того, чтобы вывозить прежние индийские товары – пряности, хлопок, чай. Да, русские плохо осваивают Сибирь – берут лишь меха да золото, а то, что таится в ее недрах, – нам пока неведомо, но, думаю, богатства неисчислимые. Мне о том губернатор томский сказывал, Павел Петрович Аносов, великий мастер горных дел, изобретатель русского булата…

– Слышал о таком, – заметил Струве.

– Очень хорошо! Наши внуки будут иметь эти богатства, им ничего не придется завоевывать – только осваивай и развивай. А я хочу, чтобы этих внуков было на нашей земле как можно больше. Наших внуков на нашей земле, а не английских, французских и всяких иных. Но сначала надо вернуть России ее земли, для этого я взялся за сей тяжкий труд, для этого собираю команду единомышленников. Согласны ли вы быть моим единомышленником – решать вам. Но разнобоя в команде я не потерплю.

Струве на это ничего не сказал, но ушел от генерала явно расстроенный.

Николай Николаевич попробовал усомниться в своей позиции, но остался в уверенности, что был прав.