Маргарита повертела ладонью с блеснувшим перстнем перед глазами Лики.
– Да ты даже не умеешь им пользоваться, – простонала Лика. – Куда тебе против такой магии?!
– Не боись! – бодро заявила Маргарита, поправляя шапку. – Я справлюсь. Стойте здесь, я мигом. Только туда и обратно. Блин, надо же глянуть, чего там все так очкуют.
И, не слушая больше возражений Лики, Маргарита повернулась к Зеркалам. С ощущением, будто шагает в бездну, она вышла из купола Снегурочки и налетевший ветер опять обжёг руки и щёки.
Маргарита натянула шапку поглубже, поправив выбившиеся волосы, и, твёрдо ступая, пошла к Зеркалам. Впечатывая шаг в промёрзший камень, она надеялась перебить нарастающее волнение, но чем ближе подходила к тускло посверкивающему восьмиграннику, тем сильнее стучало сердце и сохло во рту. Она пыталась унять дрожь в пальцах, уговаривая себя, что это от холода, но, приблизившись к тёмной громадине, напоминающей погашенные витрины дорогих бутиков, ощутила вдруг, что вся вспотела.
Каждый новый шаг давался ей со всё большим трудом. Смутные тени, мелькавшие в зеркальных стенах, обретали очертания и контрастность; Маргарита с затаённым страхом всматривалась в них, пытаясь подготовить себя к тому, что сейчас увидит.
Сначала она увидела в зеркале девочку. Это было так неожиданно, что у Маргариты пресеклось дыхание. Она замерла на полушаге, остановившись в пяти метрах от зеркальной стены и расширенными глазами вперяясь в до странности знакомую четырёхлетнюю девочку. Только увидев Сан Саныча, она поняла, на какую девочку смотрит.
…Её оставили у подъезда всего на минуту. Уже должны были выносить гроб, и тётя Аня побежала наверх, оставив её на лавочке, и подсел, как всегда, пьяный Сан Саныч. Он улыбался доброй пьяненькой улыбкой, ерошил её волосы и дышал сивушным перегаром.
Гроб выносили из подъезд и на неё не обращали внимания. Бабушка лежала маленькая, пожелтевшая, неподвижная. Когда ей сказали, что бабушка умерла, она долго не могла взять в толк, что это такое. Она и сейчас не очень понимала и спросила у Сан Саныча.
– Все помрём, – вздохнул Сан Саныч. – Всех нас когда-нибудь понесут вот так.
– И мама? – девочка испуганно смотрела на Сан Саныча.
– И мама, – кивнул он.
– И папа?!
– И папа. И я, Ритка, и ты – все мы будем лежать вот так, бесполезные и никому не нужные. Отнесут нас, зароют и забудут на следующий день. Радуйся, Ритка, пока жива, и бери от жизни всё, что сможешь.
…Её нашли через час, забившейся в угол сарая и рыдающей навзрыд. Она представляла себе, как уносят в гробу неподвижную, с восковым лицом и сложенными на груди руками маму, как уносят такого же молчаливого и неподвижного папу, и сердце у неё разрывалось на части, и каждая клеточка в ней протестовала и кричала отчаянным криком, и она захлёбывалась плачем, не в силах остановиться и холодея от ужаса неизбежной и, казалось, уже состоявшейся потери…
…Это был её первый опыт столкновения со смертью. Такого ужаса, как тогда, в четыре года, Маргарита в своей жизни больше не испытывала, но и забыть его не смогла…
– Нет, – пробормотала Маргарита. – Нет, этим ты меня не запугаешь. Это я пережила, я уже не та маленькая девочка.
Она с усилием сделала шаг, провела ладонью перед собой, словно стирая изображение с зеркала.
…Себя, шестилетнюю, Маргарита узнала сразу. Она уже была готова, она ждала чего-то подобного.
Родители подарили на день рождения набор детской косметики. Она была в восторге, и то и дело крутилась перед зеркалом, старательно напомаживая губы и пробуя подводить бесцветной тушью ресницы.
Двоюродная сестра, застрявшая в гостях, робко просила дать ей тоже попробовать и тайком брала её крем из набора. Маргарита застукала сестру и накричала на неё.
– Пусть твои родители тебе покупают, а моё больше не трогай, поняла?! – кричала Маргарита, которой было не столько жалко косметики, сколько обидно за воровство.
Люська потом тихо плакала, уткнувшись в подушку, а Маргарита сгорала от стыда, отчитанная матерью. Люськины родители не могли себе позволить такие подарки для дочери и напоминать ей об этом было бессовестно.
Маргарита извинилась перед Люськой, девочки помирились и больше не вспоминали о ссоре. Она даже не подозревала, что помнит об этом, пока Зеркало не вытащило из подсознания плачущую Люську, растерянную и рассерженную мать и жгучий, глубокий, никогда дотоле ещё не испытываемый с такой силой стыд…
– Ладно, – прошептала Маргарита. – Ладно, хватит. Я поняла.
Она попыталась повернуться, отвести взгляд от зеркала, но не смогла. С нарастающей паникой Маргарита осознавала, что Зеркала начинают притягивать её, не давая возможности ни шевельнуть рукой, ни повернуть голову, ни даже моргнуть. Она отчаянно старалась закрыть глаза, чтобы не видеть… не видеть этого… следующего… Но веки упорно не желали смыкаться и приходилось смотреть.
Она смотрела на себя – семнадцатилетнюю, красивую, радостную. Она смотрела на Андрюшу рядом с собой…
…Его все называли Андрюшей. Даже учителя, даже в выпускном классе. Ни разу Маргарита не слышала, чтобы хоть кто-нибудь назвал его Андреем.