Элина, со слезами на разъяренном лице, показала мне длинную, окровавленную полосу на ноге — кто-то из хищников цапнул ее за голень.
— Найду и убью! А шкуру под ноги положу и вытирать стану, каждый день! Грязными ногами!
Мы не могли не улыбнуться, в гневе она была так же прекрасна, как и в мирной жизни. Но Стопарь указал на неподвижные тела, и смех стих так же быстро, как и возник…
— Помощь! Помощь идет!
Трясоголов, успевший взобраться на дерево, в исступлении махал руками и показывал на юго-запад, в сторону, куда убежал Угар.
Услышав торопливые шаги большой толпы, скрывающиеся в траве остатки стаи, словно растворились — умные и терпеливые, они не стали больше испытывать судьбу, понимая, что с превосходящими силами им не справиться. И без того почти треть хищников осталась на поле сражения. Мясо не стоило жизни…
Ната молча задрала штанину и встала рядом с подругой. Зажившая от укуса крысы рана на ее ноге, совпадала с раной Элины, как нанесенные одной рукой… Та, сквозь слезы, улыбнулась.
— Это как метка, да?
— Похоже, — Ната кивнула. — Мы с тобой теперь, обе, меченые…как жены Дара.
— Вот это да! — Чайка, переведя дыхание от быстрой ходьбы, пожимала мне и Сове руку. Она сделала широкие глаза, глядя на груды связанного в рулоны, мяса. — Столько еды? И вы поделитесь с нами?
— Да. Как и обещали.
— А то, — протянул, заискивая, вынырнувший откуда-то, Белоголовый. — Разве мы пришли бы тогда на выручку?
Я посмотрел сквозь него и обернулся к тяжело ступающей Туче:
— Здравствуй, мать! Ты-то, как решилась на такой марафон? И как смогла не отстать от остальных?
— И не говори, — она, с трудом дыша, уселась прямо на землю. — Все этот вот, дурак старый! Поперся с вами на охоту, будто ему дел больше нет в поселке! А я следом…оставил одну в травах, на погибель! Чайка меня уже на подходе догнала!
— Молчи, старая! — добродушно поприветствовал ее Стопарь. — Не оставил, а ждать велел. Вот и сидела б на месте! Приелись мне уже эти корешки да коренья! И рыба надоела! Хоть поедим, как люди! Видишь, сколько добыли? Вот так живут охотники… А не то, что мы, у озера, будь оно неладно!
— Да… Здорово. Хорошо, что вы добычей не стали. А хватит ли всем?
Сова без всяких слов положил возле нее одну из связок:
— Здесь хватит всем. Промеж собой делить будете сами, — он кинул быстрый взгляд на Святошу. — Мы выполнили все, что обещали. Пусть дальнейшее решают жители поселка. Но шкуры заберут те, кто их добыл.
С индейцем никто не стал спорить. Мы с девушками завернули несколько скаток шкур овцебыков — больше и не пытались, понимая, что нести придется еще и мясо. Волчьи оставили на сохранение Чайке, пообещав прийти за ними позже. Ната насчитала трех волков, погибших от стрел Элины и своих, и два — убитых лично мною. Впрочем, среди множества следов от ранений, могли оказаться и чужие — луки и стрелы имелись не только у нас. И два, а то и три наконечника в одном звере могли сразу стать предметом обсуждений, на тему — кто убил? Поразмыслив, я предложил просто поделить шкуры среди всех охотников поровну, не считаясь. И сразу оказалось, что они не всем и нужны — далеко не многие умели их нужным образом обработать. А когда вспомнили о тяжелых тюках с мясом и жиром — отказались от своей доли еще несколько человек. Оставшейся, для нас и Совы было более чем достаточно, чтобы не думать об теплых куртках и одеялах… Ната не разделяла моей радости:
— Добычи много — тоже плохо. Нам идти домой несколько дней. А с грузом…
Я с сожалением смотрел на груды мяса — унести нашу часть мы могли разве чудом?.. Неожиданно вызвался помочь Бугай — он не хотел возвращаться в поселок, и намеревался посмотреть, как мы устроились на новом месте. Я не возражал — здоровый и сильный парень, с отцом которого у нас стали налаживаться хорошие отношения… Почему бы и нет? …И, насколько я видел, его не интересовали мои девушки. А для меня, пожалуй, это значило больше любой добычи. Мы с ним увязали здоровенные куски, а часть шкур досталось нести моим юным подругам. Они не роптали — таковой стала жизнь, уже закалившая и их, и всех, кто не хотел прозябать, питаясь от случая к случаю, чем попало и где попало…
Погибших отнесли к провалу в земле. Я посмотрел в сторону монаха, но тот сделал вид, что торопиться.
— Разве это не его обязанность? Проводить умерших, в последний путь? Или, он не монах?
— Ты не понимаешь… Есть разница между монахом и священником. Монах не может отпевать.
— Не вижу. — Я пожал плечами на выпад Чайки. — Разница может и есть, но не в таких обстоятельствах. Да и несколько слов на прощанье — не великий труд. А может, он просто и не знает этих слов?
Сова, ни с кем не советуясь, молча сбросил тела в щель в земле. Эта сцена многих сильно покоробила, но индеец сурово указал на начинавшие появляться вокруг холмики:
— Сжигать некогда. Закапывать — бессмысленно. Мы не успеем уйти, как они утащат к себе всех, кто здесь остался. А там…пропасть может быть очень глубока. Или, отдадим их трупоедам?
Вопрос остался без ответа…