Возвращение к жизни

— Запад дал блестящих композиторов, великих мужей, создавших вечные духовные ценности. Но наша русская музыка — по глубине, драматизму, проникновению в психологию народа, богатству красок, жанровому разнообразию — не имеет равных… Вот Россини. Прекрасные оперы! И все-таки опять же — словно на одну колодку. А «Иван Сусанин» Глинки? Какая масштабность, творческая щедрость! Да из этой гениальной оперы тот же Россини мог бы сделать десять. А Мусоргский, с его «Борисом Годуновым» и «Хованщиной»? А «Князь Игорь» Бородина? И, наконец, Петр Ильич Чайковский — титан из титанов. Его многоплановость, широта диапазона…

Варюхин вошел в раж, разгорячился, забыв о том, что мне и сидящим в землянке не все музыкальные термины понятны, что мысли, высказываемые замполитом, не до всех доходят. Но сама эта воспаленность, горячность — увлекли нас. И пулеметчики притихли, слушали внимательно.

11 декабря, открытка

С Новым годом!

…Желаю тебе:

1 а) не ссориться со мной из-за пустяков; б) не опускать в почтовый ящик сердитых писем; в) а чтоб не было скучно, разрешаю ссориться с подружкой Лидой, но все же в выходные; г) чаще писать мне.

2. Слушать: а) маму; б) профессора (внимательно); в) оперетки и радио.

3. Не слушать: скабрезных анекдотов.

4. Обманывать: а) только не меня, б) Вань, Петь, Гриш (этих субъектов — сколько душа пожелает).

5. Ждать: а) меня с победой, б) счастливых дней со мной, в) окончания института и после этого уехать в… Иркутск.

6. Не сердиться за шутки в этом письме.

Целую крепко — твой Омар-ибн-Саиб-аль-да-Женька.

1 января 43 г.

Вот прошел еще один год. Для тебя он был годом ученья и труда, ты приготовилась к самостоятельной жизни. Для меня же это был год испытаний — и физических, и моральных. Я много увидел, много пережил, много передумал. Мне кажется, что я окончил первый класс лучшей человеческой школы — школы жизни. Впервые относительно правильно начал понимать людей, вдумываться в их поступки и слова, пополнил свой жизненный багаж…

Посылку, что вы соорудили с моей сестрой, жду с нетерпением. А я вам к Новому году перевел по 200 рублей.

Солдатый

13 января

(письмо невесте и сестре)

Дорогие мои!

Сегодня у меня праздник: получил вашу посылочку. Вчера весь день был в бою, лежал на снегу, с трех сторон был противник. Ночью сменился, пришел продрогший, усталый, и вот — сюрприз. Никогда я так не радовался! Усталость сразу улетучилась.

Одновременно со мной получил посылку старший лейтенант из Москвы. Мы угощали бойцов наперебой — он московским печеньем и легким табаком, а я — сибирскими орехами и самосадом. Сразу же натянул на себя две пары носков и обернул ноги в чистенькие, красивые портянки. А духи — роскошь! Все, все — и рукавицы, и пряники, и лук — радовало меня до слез. Тысячу раз спасибо!

Писать больше некогда — надо отдохнуть: не спал двое суток…

Вперед, на запад!

14 января 1943 года наша 309-я дивизия после двухчасовой артподготовки перешла в наступление со Щученского плацдарма. Лишь наш батальон оставался на станции Лиски с задачей имитировать наступление и спасти железнодорожный мост от окончательного разрушения противником.

Мы знали: не здесь, у Лисок, будет прорвана вражеская оборона. Сознавали, что ведем всего-навсего отвлекающий бой местного значения. Кровавый, упорный, но локальный.

Два взвода стрелков и наш расчет станкового пулемета в ночь на 11 января проскочили по льду через Дон и зацепились в пойме у того места на крошечном плацдарме. Немецкая оборона проходила по взгорью, метрах в пятистах, в селе Залужном. Гитлеровцы проворонили десант и обнаружили его лишь утром, когда мы успели кое-как вгрызться в заледеневшую болотистую низину.

По нашему «пятачку» палили сверху почти непрерывно из минометов и всех видов стрелкового оружия. Головы не поднимешь: окопчики мелкие, соединить их общей траншеей мы не успели. Лежишь, согнувшись в три погибели, а тут еще мороз пробирает до косточек. На вторую ночь всех, обосновавшихся на «пятачке», сменило другое подразделение. Мы вернулись в свои блиндажи на левом берегу, вынеся раненых и убитых товарищей. В землянках, у раскаленных печурок, санитары растирали нас спиртом и отпаивали горячим чаем.

Лошадкин пошел на «пятачок» во вторую ночь. Сутки гитлеровцы терпели, словно бельмо на глазу, наш плацдармик. А потом решили покончить с ним и в полночь стали подползать с трех сторон. Но были обнаружены. Взвились осветительные ракеты, завязалась перепалка, перешедшая в рукопашную.

Лошадкин клал гитлеровцев из пулемета в упор. Когда ленту заело, он взялся за гранаты. А потом малой лопаткой размозжил головы двум фашистам.

С левого берега на «пятачок» бросили шестую роту, и фашисты убрались восвояси.