Время приближалось к полудню, но хозяйская дочка, впервые расслабившись за последние несколько дней, все еще продолжала предаваться сладостным сновидениям. Как бы молодому человеку этого не хотелось, но все-таки пришлось ее разбудить, прервав ее сладкие грезы:
– Даша, вставай: нам пора ехать.
Та вначале нехотя потянулась, словно не решаясь сбрасывать с себя сладкую дрему, но вдруг, вспомнив про свою великую миссию и лично ею самой взятые на себя обязательства, резко соскочила с кровати и встряхнула белокурой головкой, мгновенно сбрасывая с себя нежелательную истому; бесподобная красотка, одетая в одну лишь полупрозрачную ночную пижаму, в одну секунду возвратила себе полную ясность мысли, а в следующий миг несколько неожиданно для озадаченного возлюбленного воскликнула:
– Юра, выйди! Мне нужно переодеться! Только, пожалуйста, не пойми меня как-то превратно, – лукаво улыбаясь, она сразу же немного поправилась, – но просто мы сейчас находимся в родительском доме, а я, прости, не хочу здесь красоваться перед тобой в одном неглиже; думаю, что так будет правильно и что ты меня в этом вопросе поддержишь.
Не стоит долго останавливаться на том, как она собралась за считанные минуты, как они быстро перекусили, как без происшествий проделали весь обратный путь до Алтайского края и как на утро шестого дня оказались в избушке у старого колдуна, отца Ведуна; тот словно бы знал, когда именно парень с девушкой возвратятся, то есть ждал их, разложив на столе необходимые на обряд магические предметы; сейчас же он занимался тем, что, затопив камин, разогревал в котле какое-то странное зеленоватое снадобье, неприятное на вид… а еще и эта его ужасная вонь – она была попросту омерзительна.
Глава XIII. Последняя битва
– Давайте заклятье и идите на улицу, – сказал отец Ведун тоном, не подразумевающим никаких возражений, – когда все будет готово, я вас позову.
Ни некогда крайне трусливая Даша, научившаяся за последнее время безмерной отваге, ни ее от природы отчаянный спутник – какие бы неожиданные трансформации с ними не приключились – тем не менее ни тот ни другая не горели особым желанием присутствовать при проведении самого ритуала… им важен был результат; наверное, именно по этой, в основном убедительной, причине никто из них не стал оспаривать полученную инструкцию, а тем более (как маленькие детки) начинать умолять посмотреть, чем же будет занимать в дальнейшем провидец, – словом, им вполне хватило московской то ли ясновидящей, а то ли и попросту шарлатанки; иначе говоря, молодые люди безропотно вышли на улицу. Итак, все было готово к проведению таинственного, а где-то и потустороннего, ритуала; а он, собственно, и не заставил себя долго ждать… уже буквально через пять минут и без того чуть живой дом заходил ходуном, из него повалил не то пар, не то дым, а изнутри послышались неприятные, словно замогильные, звуки: жутким, холодящим кровь в жилах, голосом зачитывалось древнее заклинание, из которого, чего уж там говорить, обоим спутникам не было понятно ни единого слова. Весь этот процесс длился никак не менее двух часов, заставляя Шалуеву с Юрием то легонько дрожать как осиновый лист, то обливаться холодным потом, а то и холодеть от нестерпимого ужаса. Наконец, когда сердца и еще достаточно юного, с неокрепшей психикой, парня, и красивейшей, но не менее перепуганной девушки совсем уже готовы были выскочить из груди наружу, процедура опаснейшего обряда была закончена; а в следующий момент старик, невероятно уставший (хотя, казалось бы, времени прошло не так уж и много?), приоткрыл легонечко дверь и позвал прибывших к нему посетителей зайти в свою небольшую избушку; там он уселся на лавку, а гостям велел рассаживаться на приставленные к столу табуретки; итак, к этому моменту на деревянной поверхности находились следующие предметы: небольшой моток серебряной нити, пистолет времен Петра Первого, одна пуля, имевшая точно такие же свойства, как и нитка, и маленькая деревянная дудочка, больше похожая на удлиненный свисточек.