Она повстречала массу знакомых. Все радовались встрече: «Привет деревенским жителям! Как поживаешь, как работается?» — и тут же убегали в погоне за мясом, карпами, капустой, елочками.
«Копченое мясо привезли, апельсины продают, лимоны, лавровый лист…» — слышала Таня со всех сторон. Люди спешили, задевая друг друга полными сумками и авоськами. Можно было подумать, что рождество продлится по крайней мере месяц.
Она зашла в магазин поглядеть на шевиот. Материал был в самом деле красивый и недорогой.
— Сколько вам? — крикнула Тане нервная продавщица.
— Два с половиной метра.
— Семьсот пятьдесят крон и сорок талонов, — выпалила продавщица. — Будете брать?
— Я подумаю, — пробормотала Таня и стала протискиваться между тетками с узлами к секции, где продавались свитера.
Она купила маме свитер, Гривковой — на блузку, а маленькой Еве белые колготки — в деревне таких не достать.
Деньги и талоны таяли на глазах. Как ни выкручивайся, а на шевиот уже не хватит.
Не сердись, мама, шевиот купим после Нового года, на новые талоны, да и зачем мне костюм зимой?
Милану она купила книжку в букинистическом, «Капитана Коркорана», Эрнесту — сигареты, а Силе — не оставить же его без подарка! — ножик со множеством лезвий. Когда она все их пооткрывала, ножик стал похож на маленькое морское чудище.
«Приеду как Дед Мороз», — усмехнулась она. Но это было приятное ощущение.
— Какой у нас первый урок? — спросила Таня, и класс загудел.
Танечка спрашивает, какой первый урок! Что с ней? Что-то случилось, недаром она такая странная. Как только она вошла в класс, все сразу заметили, что она не в своей тарелке.
— История, — отозвались первые парты.
— Иди к доске! Ну, иди же к доске! — повторила она раздраженно, хотя сердиться было не на кого. Откуда им знать, кому идти к доске, если она не назвала имени?
— Седмакова, ты что, не слышишь?
Юлиша закатила глаза, умоляюще сложила руки, повернувшись к классу: ради бога, подсказывайте, я ни бум-бум.
На дом задавали первую Пуническую войну, сражение с Дрепанума, Гамилькара Барку, Эгатские острова, у которых римляне разбили карфагенский флот.
Юлиша пошла шпарить как по книге, «зубрила» несчастная, небось долбала до ночи, а еще притворяется, будто ничего не знает.
Таня как будто и не слушала ее. Ходила по классу нахмурившись и глядела не на учеников, а куда-то мимо них.
— Дальше нам не задавали, — сказала Юлиша.
Учительница вздрогнула, виновато улыбнулась и вызвала Мишо Моснара, и это было уж слишком, потому что Мишо уже отвечал по Карфагену на прошлом уроке.
Что с ней? Что с вами творится, пани учительница?
Только Мишо начал, как она прервала его:
— Достаточно, садись. Гривка, присмотри за порядком, я сейчас…
Она выбежала из класса. Сидевшие у окна видели, что она пересекла двор, спеша к своей квартире.
Милан нахмурился. Ушла и даже не сказала, что им делать.
«Не знает, видно, как это делается, она ведь до сих пор ни разу не уходила с урока», — подумал он и принял решение:
— Репикова, читай вторую Пуническую войну!
Они прочли один раз, другой; школьная сторожиха отзвонила конец урока. Милан выпустил класс на перемену, но учительница не показывалась.
Перемена давно уже кончилась, когда Таня вернулась и ни с того ни с сего заявила, что вместо сочинения и математики будет рисование — целых два урока.
— Нарисуйте катание на санках, — нетерпеливо сказала она, — или зимний пейзаж, кто что сможет.
Снова велела Милану смотреть за порядком и умчалась, как будто у нее земля под ногами горела.
Все рисовали снеговиков и санки.
Конечно, что еще они умеют? Скажи им: «Нарисуйте зиму!» — и они тут же малюют снеговиков и санки.
Сила рисовал ели с толстыми голубоватыми пластами снега на ветвях, под елями оленя с оленихой, кормушку и кусты.
У оленя были огромные ветвистые рога, похожие на те рога с надписью «Трибеч, 1913», и мохнатая грудь, он занимал половину рисунка. Олениха была поменьше, стройная, она робко тянулась к кормушке.
Оленьи уши у Силы никак не получались. Десять раз он их перерисовывал заново, то добавлял, то убирал краску, и всё неправильно, уши были похожи на собачьи. Хоть ты лопни, а у кормушки получалась собака, точь-в-точь священников Полкан, того и гляди залает. Не будь Силе жалко оленя, который выглядел как живой, он бы разорвал рисунок и нарисовал катание на санках, как все остальные.
Учительница все не возвращалась. В классе стоял шум. Милан орал:
— Тихо! Тихо! Всех запишу!
Дурак ты, Милан! Тоже мне, нашли на кого оставлять класс. Если б это дело поручили мне, я бы живо навел порядок, но теперь это меня не касается, я рисую. Меня Танечка не попросила, хотя знает, что без нее с классом может справиться только Сила.
До сих пор она ни разу не уходила с уроков, не заменяла математику рисованием. По мне, пусть ее век не будет, математики, можно и порисовать, но мы должны были отвечать про трехчлен, и я хотел вызваться, потому что контрольную за прошлый месяц я запорол. И вот она сбегает как раз, когда я собрался отвечать!