Возвращение в Михайловское

«А на следующий день – или через день – пришло письмо от Липранди…» В романе немалую роль играют документы, которые как бы… должны быть, общий ход событий их подразумевает. И они появляются. Вот хотя бы то письмо Липранди, которое вызвало ссору отца с сыном. Голлер приводит его целиком. И если вы знаете, кто такой Липранди, если вам (как мне, например) доводилось читать бумаги, им сочиненные, вы ни на минуту не усомнитесь, что да, это его письмо. А дочитав его до конца, вы вдруг споткнетесь о схолию: «Письмо не сохранилось». Но – странное дело! – и тут вы почему-то останетесь убеждены, что это то самое письмо, просто оно… не сохранилось.

Такой вот вполне бытовой, даже низменный (то есть относящийся до телесного низа) толчок обрушивает историческое событие, в результате которого великий поэт вполне мог очутиться там, куда Макар телят не гонял. Живая жизнь, господа, потому и живая, что нет в ней абсолютно правых и виноватых, нет великих и маленьких, но каждый велик или мал в каком-то отдельном поступке и побуждении. И Борис Голлер заполняет пустоты известного исторического скелета этой живой, трепетной плотью человеческого бытия, человеческим, то есть всегда катастрофически неполным, пониманием происходящего, вспышками страстей, о последствиях которых сперва никто не думает, а потом все жалеют, но без которых и жизнь не жизнь, господа! И только эти страсти зачастую могут дать ключ к пониманию, почему произошло то, что произошло.

Эта особенность не позволяет нам причислить исторический роман Бориса Голлера ни к одному из типов, обрисованных, допустим, Умберто Эко. Авторские усилия имеют здесь иной вектор – не придать рассказываемой истории некий, заранее известный автору смысл, но реставрировать события в возможной их полноте, представить себе и поведать нам, как оно на самом-то деле все было! Заполнить лакуны. Замысел ответственный и рискованный.

Из статьи. «Нева», 2008, № 9

В. Елистратов

Филологическая виртуаль как жанр исторического романа

Борис Голлер. Возвращение в Михайловское. Роман.

Книги Первая и Вторая. – СПб., 2009

Существует, как известно, огромное количество разновидностей исторического романа. И шире – подходов к художественному осмыслению истории. И еще шире – к художественно-публицистическому, документально-художественному, художественно-идеологическому, художественно-филологическому, документально-политическому, политико-филологическому и т. п. ее осмыслению.

Современные читатели, имея весь этот колоссальный выбор перед глазами, явно разделились на «группы по интересам». Под эти интересы быстро подстроились писатели и издатели. В рабочем порядке (как часто пишут в диссертациях) можно разделить весь многоцветный веер т. н. исторической прозы на три группы.

Здесь не место вдаваться в подробный анализ русской исторической прозы. Говоря о современном ее состоянии, можно выразиться фигурой оксюморона: она находится в состоянии цветущего кризиса. Кризис – очень правильное и обнадеживающее состояние. «Кризис» по-гречески значит поворотный пункт, исход, решение. Вот все исхода-решения и ищут. А вот «лизис» – значит растворение. По мне – «кризис» как-то жовиальнее, интереснее.

Книга Бориса Голлера «Возвращение в Михайловское», на мой взгляд, – одно из интересных и продуктивных решений, исходов или, если угодно, изводов современной русской историко-биографической прозы.

Сразу хочу сказать: книгу действительно интересно читать. Первое ощущение, может быть, и субъективное: книга удивительным образом не раздражает, несмотря на все «нарочитые» элементы, которые должны были бы очень и очень раздражать.

То и дело в романе появляются, как говорится, максимально откровенные сцены. Присутствует какое-то (кажущееся) панибратство с пушкинским внутренним миром. Откуда, например, Голлер во всех подробностях знает, что Пушкин мог думать, когда Пущин читал ему «Горе от ума»? И все же – не раздражает. Наоборот. В чем же здесь дело?

Мне кажется, дело в том, что Борис Голлер, если можно так выразиться, выстраивает круговую художественно-филологическую оборону, которая беспроигрышна.

Прежде всего: он берет хрестоматийный исторический сюжет. Можно сказать, избитый. Интересно, сколько тонн бумаги исписано пушкинистами о пребывании Пушкина в Михайловском? Наверное, сотни. Вся биографическая фактология, которую можно было восстановить, восстановлена пушкинистами. Все тексты, написанные Пушкиным в Михайловском, известны. Не все, конечно… Но уж те, что известны, – Известны и самым тщательным образом рассмотрены в пушкинисткие микроскопы.