Читаем Возвращение в никуда полностью

Ангел мой, поболтай со мной.

Покричи, если хочешь, спой.

Растопи боль, тоску мою.

В трудный час, пока я живу.


Пусть душа плачет и поет,

Пусть мой ангел в ней живет.

Заберет то ли в ад, то ли в рай

Иль оставит, скажет: «Выбирай…».

Как прекрасна жизнь порой


Открываются врата в рай,

И взывают голоса птичьих стай.

Кто войдет увидит тот свет.

Сколько к ним еще идти лет?


Как прекрасна жизнь порой,

Все покажет, кто злодей, герой.

Кто пройдет тропой кровавых слез

И дотянется до всех грез.


Как чудесна божья благодать.

Как дары его нам удержать?

Верным быть, уйти путем в закат,

Дотянутся до священных врат.


Как прекрасна жизнь порой,

Все покажет, кто злодей, герой.

Кто пройдет тропой кровавых слез

И дотянется до всех грез.

Моя девочка


Моя девочка любит играться,

Прыгать, плясать, улыбаться.

Моя девочка песни поет.

Моей девочке идет шестой год.

Моя девочка ест шоколадки,

Любит также мармеладки.

Смотрит мультики, где пони и феи.

Так проходят незаметно недели.

Моя девочка проста и наивна,

Обаятельна и так красива.

Моя девочка не любит терпеть,

Она очень любит шуметь.

Моя девочка чудесно смеется,

Светится порой, как солнце.

Она любит очень шутить,

Хотя это не смешно может быть.

Не сдавайся


Пускай давит сверху хмурое небо,

И солнце пускай не светит совсем.

Пускай неприятности ждут тебя где-то,

И ты закопался в куче проблем.


Пускай должники о тебе позабыли,

И все кому должен не забыли тебя.

Пускай счастье мира уже все скупили,

И сей дефицит бывает лишь иногда.


Пускай нету выхода, а может быть входа,

И как поступить не знает никто.

Пускай не меняется все год от года.

Пускай ты не можешь понять ничего.


Пускай каждый день приходит усталость,

И стрессы пускай одолели тебя.

Пускай нет спокойствия и осталась лишь малость

Жалеть безустанно только себя.


Пускай ты изранен душою и телом,

Пускай мир калечил нас много раз.

Расходятся часто слова наши с делом,

И мы словно звери меняли окрас.


Пускай невезенье, тоска и невзгоды.

Еще много раз разных пускай.

Но ты не сдавайся, прокладывай тропы,

Чтобы цели достичь, переступив через край.

Одену маску


Одену маску, спрячу лик.

Не надо видеть все гримасы,

Когда наступит яркий миг

Прорыва чувств, эмоций массы.


Возьму одену свой костюм

Невзрачный — цвета серых будней.

Не создавая лишний шум,

Покину храм свою обитель.


Всегда имею под рукой

Замену — инвентарь притворства,

Чтоб оставаться не собой,

Беру личину я актерства.


Так пусть играет маскарад,

И кружат в танце все актеры.

Пестрит цветами их наряд,

Но озираются, как воры.

Черно-белое фото


Вот оно черно-белое фото.

На снимке будто не я, а другой кто-то.

Уже не узнать и не хочется верить,

Что этот мальчишка себя так изменит.

Зудит ностальгия монохромного мира,

Где все очень просто, где все так красиво.

Где хлеб был вкуснее, а лето жарче,

Где солнце светило радостней, ярче.

Играют люди


Играют люди новый акт

В театре жизненных надежд.

Случилась жизнь, и это факт

Для всех неопытных невежд.

Играют смех, печали, злость,

Любовь и счастье, пустоту.

Наружу все: кровь, жилы, кость.

Не останавливай игру.

Отдайся театру, покажи,

Как надо жить-играть и умереть.

Пускай в игре есть муляжи,

И зритель может не стерпеть.

Поверишь ли в свою игру,

Как веришь собственным глазам?

Или все это ни к чему?

Ответ находит каждый сам.

Я жду тебя моя малышка…


Я жду тебя моя малышка,

Когда появишься на свет.

И будет радость, словно вспышка.

И в хмурый день проникнет свет.

Варвара, ждем тебя все вместе.

Олеся тоже хороша.

О да все будет интересней.

Теперь ты Настя навсегда.

Под одеялом


Укрываюсь одеялом,

Забывая этот день.

На лице моем усталом

Пролегла большая тень.

Мысли мучили нещадно

Утром, днем и перед сном.

Вечер показал наглядно

Хочешь жить ползи ужом.

Ну когда же темнотой

Я заполнюсь и усну.

Тишиной и пустотой

Я так больше не могу.

Растворись мое сознание…

Мне не нужно ничего.

Только жгучее желание

Наплевать на всех, на всё.

Поле мертвых


На поле мертвых не идет война.

Лишь только ветер завывает.

На поле мертвых в руинах города.

Душа затеряно на поле изнывает.

Сколь безымянны мертвые тела,

Застывшие в нелепых позах.

Как будто мерзкая, ужасная игра…

Разверзлась смерть в дождях и грозах.

Блуждают огни


Угнетенно блуждают огни

Над ночною гладью морской.

И желанья так далеки,

И не станет душа мне родной.

Оторвется, словно листок

Пожелтевший, с осенним дождем,

Улетит в неизведанный срок,

Не вернется ни сейчас, ни потом.


Почему же так сердце болит.

Будто жив я еще, не в земле.

Хоть смирился совсем, позабыт

Путь к свободной, далекой мечте.

Не восстану против жизненных сил,

Хоть ломает мне кости печаль.

Я до зрелости еще не дожил,

Но уже мне приелась мораль.


Почему я хожу по земле,

От того ли, что я семьянин.

Почему я всегда не в себе,

И кому я служу и служил.

Красной кровью прольется рассвет.

Не изменят ничего небеса.

Я забуду пока этот бред,

Все же я не дошел до конца.

Здравствуй…


Здравствуй. Я искал тебя долго

Меж землею и небом.

Ты исчезла так робко

В тех местах, где я не был.

Письма. Я писал тебе письма.

Адресат не указан.

Где ты? Не могу я смириться.

Будто жизнью наказан.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Горний путь
Горний путь

По воле судьбы «Горний путь» привлек к себе гораздо меньше внимания, чем многострадальная «Гроздь». Среди тех, кто откликнулся на выход книги, была ученица Николая Гумилева Вера Лурье и Юлий Айхенвальд, посвятивший рецензию сразу двум сиринским сборникам (из которых предпочтение отдал «Горнему пути»). И Лурье, и Айхенвальд оказались более милосердными к начинающему поэту, нежели предыдущие рецензенты. Отмечая недостатки поэтической манеры В. Сирина, они выражали уверенность в его дальнейшем развитии и творческом росте: «Стихи Сирина не столько дают уже, сколько обещают. Теперь они как-то обросли словами — подчас лишними и тяжелыми словами; но как скульптор только и делает, что в глыбе мрамора отсекает лишнее, так этот же процесс обязателен и для ваятеля слов. Думается, что такая дорога предстоит и Сирину и что, работая над собой, он достигнет ценных творческих результатов и над его поэтическими длиннотами верх возьмет уже и ныне доступный ему поэтический лаконизм, желанная художническая скупость» (Айхенвальд Ю. // Руль. 1923. 28 января. С. 13).Н. Мельников. «Классик без ретуши».

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Поэзия / Поэзия / Стихи и поэзия
Европейские поэты Возрождения
Европейские поэты Возрождения

В тридцать второй том первой серии вошли избранные поэтические произведения наиболее значимых поэтов эпохи Возрождения разных стран Европы.Вступительная статья Р. Самарина.Составление Е. Солоновича, А. Романенко, Л. Гинзбурга, Р. Самарина, В. Левика, О. Россиянова, Б. Стахеева, Е. Витковского, Инны Тыняновой.Примечания: В. Глезер — Италия (3-96), А. Романенко — Долмация (97-144), Ю. Гинсбург — Германия (145–161), А. Михайлов — Франция (162–270), О. Россиянов — Венгрия (271–273), Б. Стахеев — Польша (274–285), А. Орлов — Голландия (286–306), Ал. Сергеев — Дания (307–313), И. Одоховская — Англия (314–388), Ирландия (389–396), А. Грибанов — Испания (397–469), Н. Котрелев — Португалия (470–509).

Алигьери Данте , Бонарроти Микеланджело , Лоренцо Медичи , Маттео Боярдо , Николо Макиавелли

Поэзия / Европейская старинная литература / Древние книги
Мир в капле росы. Весна. Лето. Хайку на все времена
Мир в капле росы. Весна. Лето. Хайку на все времена

Утонченная и немногословная японская поэзия хайку всегда была отражением мира природы, воплощенного в бесконечной смене времен года. Человек, живущий обыденной жизнью, чьи пять чувств настроены на постоянное восприятие красоты земли и неба, цветов и трав, песен цикад и солнечного тепла, – вот лирический герой жанра, объединяющего поэзию, живопись и каллиграфию. Авторы хайку создали своего рода поэтический календарь, в котором отводилось место для разнообразных растений и животных, насекомых, птиц и рыб, для бытовых зарисовок и праздников.Настоящее уникальное издание предлагает читателю взглянуть на мир природы сквозь призму японских трехстиший. Книга охватывает первые два сезона в году – весну и лето – и содержит более полутора тысяч хайку прославленных классиков жанра в переводе известного востоковеда Александра Аркадьевича Долина. В оформлении использованы многочисленные гравюры и рисунки средневековых японских авторов, а также картины известного современного мастера японской живописи в стиле суми-э Олега Усова. Сборник дополнен каллиграфическими работами Станислава Усова.

Александр Аркадьевич Долин , Поэтическая антология

Поэзия / Зарубежная поэзия / Cтихи, поэзия / Стихи и поэзия