Читаем Возвращение в никуда полностью

Всему есть предел, у всего есть границы…


Всему есть предел, у всего есть границы,

Журавли остаются в небе, улетают синицы,

Вчерашнее не вернуть, время не обмануть,

Скрывать не удасться долго свою суть.

Страдать бесконечно и сомневаться,

Всё равно в тупике потом оказаться.

Но это просто жизнь. И ты просто придорожная пыль,

Корабль, попавший в незапланированный штиль.

Капитан твоей судьбы устал от всего,

Жизнь не кончилась, такое всем дано,

Новый шаг будет самым тяжёлым и трудным,

Новый путь возможно будет страшным и нудным.

Всему есть предел, но ты сам творец,

И Это не конец, не конец..

Послушай, я открываю свою душу…


Послушай, я открываю свою душу,

Легко убить теперь и все разрушить,

Не улететь, покинув сушу,

Свинцовых слов не говорить.

Ведь надо просто дальше жить.

Не знаю, что найду и потеряю,

С тобой я точно не играю,

В ловушку мыслей попадаю,

Все по-другому могло быть.

Наверно это так — любить.

Послушай, как говорят, внушая ложь,

Без знака сверху и не разберешь,

Ведь вымысел на истину похож,

А истина бросает в дрожь,

Вонзает в спины наши нож.

Послушай, я открываю свою душу,

Боюсь, что этим я нарушу

Спокойствие других, и трушу,

Показывая всем, что я все сдюжу,

Не выпуская чувств наружу.

Не знаю, что найду и потеряю,

Порой себя я забываю,

И ничего не понимаю,

И кислород перекрываю,

На волю сразу отпускаю ворон стаю.

Все мысли, от которых я сгораю

И просто мирно исчезаю,

Хотя внутри и кровь пускаю…

На части душу разрываю,

И выхода пока не знаю.

Послушай, пока ещё не улетаю

И с вороньем тебя не покидаю,

Я не прощу себя, я не прощаю…

Утро начинается…


Утро начинается, город просыпается,

Кто-то сильно хмурится, кто-то улыбается.


Утро начинается иногда с улыбки,

Новый день наступил, новые ошибки,

Может, новая глава, новое начало,

Новых действий времена, может, даже драма,

Новый старт, новый шанс прожитых прелюдий,

Главное, не унывать, то ли еще будет.

Потянулся, позевал, всё же жизнь прекрасна,

Этот день отвоевал, значит, не напрасно.

Утро разное бывает, не всегда веселье,

Иногда болезни, иногда похмелье.

Бывает, догоняют вчерашние тревоги,

Но главное не сходить с намеченной дороги.


Утро начинается, город просыпается,

Кто-то сильно хмурится, кто-то улыбается.


Утренний будильник смыл остатки сна.

Головная боль, слипаются глаза.

Пройдены пороги отраженья дня,

Ночь ушла, оставив за окном следы дождя.

Новый день стартует утренним забегом,

Время исчезает за ним бежим следом.

Время пропадает хоть зимой, хоть летом,

Утреннее время пролетает всегда моментом.

Горячий кофе одолжит бодрости немного,

Без утренних ритуалов не продержаться долго.

Переждать ещё день, ночь грехи отпустит,

Утро эту карусель заново запустит.


Утро начинается, город просыпается,

Кто-то сильно хмурится, кто-то улыбается.


Утро начинается, город просыпается,

Кто-то хмурится, кто-то улыбается,

Кто-то заново что-то начать старается,

Кто-то позабыть вчерашнее еще пока пытается,

Разное случается, многое меняется,

Только утро с тобой просто так не прощается.

Схлынет сон, и оно встретит тебя,

Даря настроение сегодняшнего дня,

Каждый раз провожая нас до дверей,

Дарит надежду на ещё один, на завтрашний день,

Когда свет завоюет обратно свободу,

Мы, как дети, радуемся новому восходу.

Наступает время всё отпустить…


Наступает время всё отпустить

И разрушить воздушные замки.

Надо отдавать, чтобы получить,

Жертвовать пешкой, чтобы прорваться в дамки.

Наступает время хоронить,

Прятать чувства под каменные плиты,

Жажду жизни нам не утолить,

Наши чувства и надежды разбиты, позабыты.


Наступает время чёрных дней,

Что стучится камнем по стеклу.

Темноту и черноту приму,

Всё пройдёт, и будет веселей.


Наступает время всë принять,

Больше некуда бежать, скрываться,

Всю реальность нам не избежать,

Быть живым, значит, несвободным оставаться.

Наступает время тишины,

Время памяти, минут молчания,

Время скорби, время войны,

Всепрощения и покаяния.


Наступает время чёрных дней,

Что стучится камнем по стеклу.

Темноту и черноту приму,

Всё пройдёт, и будет веселей.


Наступает время чёрных дней,

Что скребëтся со скелетами в шкафу.

Этот время я переживу,

Темнота пройдёт, и станет светлей.

Я отравлен своими грехами…


Я отравлен своими грехами,

Бремя давит, прижимая к земле,

Тут не спрятаться за словами,

Чтобы как-то остаться в себе.

Память гвозди вбивает упрямо

В крышку гроба и в мысли мои,

Пусть затянется любая рана,

Боль останется где-то внутри.


Я отравлен своим опытом.

Чем делился со мной этот мир?

Даже то, что услышал с шёпотом,

Всё до капли, что с вином я допил.

Так давно постарела наивность,

Вместе с ней зачерствела душа.

Всех желаний несовместимость

Разъедает меня. не спеша.


Я отравлен своими желаниями,

Что упрямо стучат в голове.

И не сбить мне планку стараниями,

Не пробить этот панцирь уже.

Я бегу в направлении чуда,

Спотыкаясь на каждом шагу.

Выбор сделан неправильно, будто

Пробираясь в тумане, в бреду.


Я отравлен своими мыслями,

Этот зуд не проходит давно.

Они прячутся за письмами

Отправителя для меня самого.

Нет покоя и нет передышки

От отравы, что разъедает меня,

Порождая новые вспышки

Перейти на страницу:

Похожие книги

Горний путь
Горний путь

По воле судьбы «Горний путь» привлек к себе гораздо меньше внимания, чем многострадальная «Гроздь». Среди тех, кто откликнулся на выход книги, была ученица Николая Гумилева Вера Лурье и Юлий Айхенвальд, посвятивший рецензию сразу двум сиринским сборникам (из которых предпочтение отдал «Горнему пути»). И Лурье, и Айхенвальд оказались более милосердными к начинающему поэту, нежели предыдущие рецензенты. Отмечая недостатки поэтической манеры В. Сирина, они выражали уверенность в его дальнейшем развитии и творческом росте: «Стихи Сирина не столько дают уже, сколько обещают. Теперь они как-то обросли словами — подчас лишними и тяжелыми словами; но как скульптор только и делает, что в глыбе мрамора отсекает лишнее, так этот же процесс обязателен и для ваятеля слов. Думается, что такая дорога предстоит и Сирину и что, работая над собой, он достигнет ценных творческих результатов и над его поэтическими длиннотами верх возьмет уже и ныне доступный ему поэтический лаконизм, желанная художническая скупость» (Айхенвальд Ю. // Руль. 1923. 28 января. С. 13).Н. Мельников. «Классик без ретуши».

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Поэзия / Поэзия / Стихи и поэзия
Европейские поэты Возрождения
Европейские поэты Возрождения

В тридцать второй том первой серии вошли избранные поэтические произведения наиболее значимых поэтов эпохи Возрождения разных стран Европы.Вступительная статья Р. Самарина.Составление Е. Солоновича, А. Романенко, Л. Гинзбурга, Р. Самарина, В. Левика, О. Россиянова, Б. Стахеева, Е. Витковского, Инны Тыняновой.Примечания: В. Глезер — Италия (3-96), А. Романенко — Долмация (97-144), Ю. Гинсбург — Германия (145–161), А. Михайлов — Франция (162–270), О. Россиянов — Венгрия (271–273), Б. Стахеев — Польша (274–285), А. Орлов — Голландия (286–306), Ал. Сергеев — Дания (307–313), И. Одоховская — Англия (314–388), Ирландия (389–396), А. Грибанов — Испания (397–469), Н. Котрелев — Португалия (470–509).

Алигьери Данте , Бонарроти Микеланджело , Лоренцо Медичи , Маттео Боярдо , Николо Макиавелли

Поэзия / Европейская старинная литература / Древние книги
Мир в капле росы. Весна. Лето. Хайку на все времена
Мир в капле росы. Весна. Лето. Хайку на все времена

Утонченная и немногословная японская поэзия хайку всегда была отражением мира природы, воплощенного в бесконечной смене времен года. Человек, живущий обыденной жизнью, чьи пять чувств настроены на постоянное восприятие красоты земли и неба, цветов и трав, песен цикад и солнечного тепла, – вот лирический герой жанра, объединяющего поэзию, живопись и каллиграфию. Авторы хайку создали своего рода поэтический календарь, в котором отводилось место для разнообразных растений и животных, насекомых, птиц и рыб, для бытовых зарисовок и праздников.Настоящее уникальное издание предлагает читателю взглянуть на мир природы сквозь призму японских трехстиший. Книга охватывает первые два сезона в году – весну и лето – и содержит более полутора тысяч хайку прославленных классиков жанра в переводе известного востоковеда Александра Аркадьевича Долина. В оформлении использованы многочисленные гравюры и рисунки средневековых японских авторов, а также картины известного современного мастера японской живописи в стиле суми-э Олега Усова. Сборник дополнен каллиграфическими работами Станислава Усова.

Александр Аркадьевич Долин , Поэтическая антология

Поэзия / Зарубежная поэзия / Cтихи, поэзия / Стихи и поэзия