Читаем Возвращение в никуда полностью

Откуда снова эти сны и как в меня попали?

Уверен, нет моей вины, они меня достали.

Не сплю нормально много дней, всё больше удивляюсь.

А сновидения бьют сильней — уже я не справляюсь.


Смотрит корова, видит корова, ищет корова и мычит.

Просто две буквы, будто два слова, эта корова мне говорит.

Молвит корова, мол где-то снова перевернулся молоковоз.

Плачет корова, что кто-то снова двадцать кубов молока не довез.


Лёг на диван, закрыл глаза и внутренне готовлюсь,

Что снова сон, опять беда, умом я скоро тронусь.

Я видел это много раз, ночами засыпая,

И нервно глупо я смеюсь, корову проклиная.


Смотрит корова, видит корова, ищет корова и мычит.

Просто две буквы, будто два слова, эта корова мне говорит.

Молвит корова, мол где-то снова перевернулся молоковоз.

Плачет корова, что кто-то снова двадцать кубов молока не довез.


Коровье бешенство во мне всё больше нарастало.

И одному держать в себе всё невозможно стало.

Пошёл к врачу, все рассказал, он хмурился, вздыхая,

Он молока пакет достал, все время повторяя:


Смотрит корова, видит корова, ищет корова и мычит.

Просто две буквы, будто два слова, эта корова мне говорит.

Молвит корова, мол где-то снова перевернулся молоковоз.

Плачет корова, что кто-то снова двадцать кубов молока не довез.


Врач не помог, лекарства нет, но я не растерялся.

Я понял — вот пришёл момент, корове я не сдамся.

Обдумав всё, решил пора, литр молока я выпил.

Лёг на диван, закрыл глаза и снова всё увидел.


Вижу корову, смотрю на корову, этой корове я говорю:

«Вы извините, не знаю ей Богу, чем я помочь Вам правда могу.

Вы не печальтесь, Вы не мычите и не роняйте коровью слезу.

Молоковозов не видал и не видел, за перевозками я не слежу».

Живу давно на этом свете…


Живу давно на этом свете.

И вроде все стабильно, хорошо.

Я не жалею, вы поверьте,

Но как-то грустно все равно.

Я поднимаюсь утром рано

И знаю, что сегодня меня ждёт.

Быть может, это звучит странно,

Но знаю день свой наперед.

Живу я в сытости, уюте,

Не выделяюсь средь толпы.

Нет у меня блогов на ютубе,

Я не снимаюсь для страны.

Стабильно серая рутина:

Работа, дом и двести грамм.

Нет рядом ни дочери, ни сына,

Жена не греет ложе по ночам.

И вроде все понятно в целом,

Но гложет лишь вопрос один:

Как мне заняться этим делом,

Ну что полезно для мужчин?

Про это дело я все знаю,

Я вызубрил давно матчасть.

И жизнь моя, я полагаю,

Вот с этим делом и не задалась.


Живу я много лет

Секс вроде есть,

Но его вроде нет.

У меня его нет.


Я не бедняк и не жирую,

Хватает мне на мою жизнь.

И много лет я так тоскую,

Не забывая эту мысль.

Ведь сделать это очень нужно,

На это можно накопить,

Купить услуги и с кем-то дружно

Свои идеи воплотить.

Но я хочу, как остальные,

Заняться делом по любви.

Чтоб женщины красивые и роковые

Со мной хотели этот путь пройти.

И задыхаясь от возбуждения,

В порыве страсти вдруг сорвать

Любые наши облаченья,

Чтобы преграды все убрать.

И мы сольемся воедино,

И до утра не будем спать,

И удовольствия пучина

Накроет раз так двадцать пять.

Я тренируюсь каждодневно,

Чтоб не ударить в грязь лицом.

Когда случится это дело,

Я точно буду молодцом.


Живу я много лет

Секс вроде есть,

Но его вроде нет.

У меня его нет.


Об этом грезил я усердно.

Решил активность предпринять.

И в интернете откровенно

Заняться делом предлагать.

На бары совершал набеги,

Сорил деньгами, много пил.

Все делал, что советуют стратеги,

Чтоб я кого-то подцепил.

И вот однажды вышло чудо,

И совершил знакомство я.

Веселая и выглядела круто

Первая женщина моя.

С ней дорого мы веселились,

Испили много мы вина,

Потом у меня уединились,

Кружилась от успеха голова.

Мы страстно в губы целовались

И раздевались на ходу.

Я понимал мы приближались

К делу, т. е. логическому концу.

На простыни мы повалились,

Потому я помню смутно всё.

Лишь помню что назад просились

Текила с виски и вино.

Проснулся я довольно поздно,

Пытаясь вспомнить вечер тот.

Далось похмелье так не просто:

Тошнило и крутило мне живот.

Хотел спросить я у партнерши.

С кем вроде делом этим занят был.

Боялся я провала больше

Чем то, что её имя позабыл.

Но приключилась незадача

В сомненьях был я одинок.

Она исчезла, и вся сдача,

Что охранял мой кошелек.

Исчезли также сбережения,

Все ценности, что я хранил.

Ещё возникли опасения,

Что с девушкой я что-то подцепил.

И часто вспоминал тот случай

В больничных коридорах я.

Болячки навалились кучей

И врач предупреждал меня:


«Чтоб прожить много лет

Секс точно есть,

Но не нужен он нет.

Вот такой точно нет».


Живу я много лет

Секс точно есть,

Но его вроде нет.

Вот такой точно нет.

Мы в окружении других людей…


Мы в окружении других людей

Ещё недавно все было хорошо

Но мы не становимся моложе и красивей

Над чем смеялись теперь несмешно.

И окружение меняется с нами

Или мы меняемся вместе с ним

Еще немного и будет старость не загорами

Если в другое место мы не сбежим.

Мы так привыкли к окружению

Мы часть его и с ним живем

Но время подвергает все сомнению

И с ним мы в окружении идем.

И неединожды однажды

Наш круг окажется другим

И не утолим мы возникшей жажды

Вернутся в прошлое, чтобы остаться с ним.

С рождения мы с этим согласились

И правила для всех равны

И про себя давно смирились

Перейти на страницу:

Похожие книги

Горний путь
Горний путь

По воле судьбы «Горний путь» привлек к себе гораздо меньше внимания, чем многострадальная «Гроздь». Среди тех, кто откликнулся на выход книги, была ученица Николая Гумилева Вера Лурье и Юлий Айхенвальд, посвятивший рецензию сразу двум сиринским сборникам (из которых предпочтение отдал «Горнему пути»). И Лурье, и Айхенвальд оказались более милосердными к начинающему поэту, нежели предыдущие рецензенты. Отмечая недостатки поэтической манеры В. Сирина, они выражали уверенность в его дальнейшем развитии и творческом росте: «Стихи Сирина не столько дают уже, сколько обещают. Теперь они как-то обросли словами — подчас лишними и тяжелыми словами; но как скульптор только и делает, что в глыбе мрамора отсекает лишнее, так этот же процесс обязателен и для ваятеля слов. Думается, что такая дорога предстоит и Сирину и что, работая над собой, он достигнет ценных творческих результатов и над его поэтическими длиннотами верх возьмет уже и ныне доступный ему поэтический лаконизм, желанная художническая скупость» (Айхенвальд Ю. // Руль. 1923. 28 января. С. 13).Н. Мельников. «Классик без ретуши».

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Поэзия / Поэзия / Стихи и поэзия
Европейские поэты Возрождения
Европейские поэты Возрождения

В тридцать второй том первой серии вошли избранные поэтические произведения наиболее значимых поэтов эпохи Возрождения разных стран Европы.Вступительная статья Р. Самарина.Составление Е. Солоновича, А. Романенко, Л. Гинзбурга, Р. Самарина, В. Левика, О. Россиянова, Б. Стахеева, Е. Витковского, Инны Тыняновой.Примечания: В. Глезер — Италия (3-96), А. Романенко — Долмация (97-144), Ю. Гинсбург — Германия (145–161), А. Михайлов — Франция (162–270), О. Россиянов — Венгрия (271–273), Б. Стахеев — Польша (274–285), А. Орлов — Голландия (286–306), Ал. Сергеев — Дания (307–313), И. Одоховская — Англия (314–388), Ирландия (389–396), А. Грибанов — Испания (397–469), Н. Котрелев — Португалия (470–509).

Алигьери Данте , Бонарроти Микеланджело , Лоренцо Медичи , Маттео Боярдо , Николо Макиавелли

Поэзия / Европейская старинная литература / Древние книги
Мир в капле росы. Весна. Лето. Хайку на все времена
Мир в капле росы. Весна. Лето. Хайку на все времена

Утонченная и немногословная японская поэзия хайку всегда была отражением мира природы, воплощенного в бесконечной смене времен года. Человек, живущий обыденной жизнью, чьи пять чувств настроены на постоянное восприятие красоты земли и неба, цветов и трав, песен цикад и солнечного тепла, – вот лирический герой жанра, объединяющего поэзию, живопись и каллиграфию. Авторы хайку создали своего рода поэтический календарь, в котором отводилось место для разнообразных растений и животных, насекомых, птиц и рыб, для бытовых зарисовок и праздников.Настоящее уникальное издание предлагает читателю взглянуть на мир природы сквозь призму японских трехстиший. Книга охватывает первые два сезона в году – весну и лето – и содержит более полутора тысяч хайку прославленных классиков жанра в переводе известного востоковеда Александра Аркадьевича Долина. В оформлении использованы многочисленные гравюры и рисунки средневековых японских авторов, а также картины известного современного мастера японской живописи в стиле суми-э Олега Усова. Сборник дополнен каллиграфическими работами Станислава Усова.

Александр Аркадьевич Долин , Поэтическая антология

Поэзия / Зарубежная поэзия / Cтихи, поэзия / Стихи и поэзия