Читаем Возвращение в никуда полностью

Ночь нашептала колыбель холодных и пустых перин.

Нет не откроется дверь, и я опять остался один.


Ночь не подарит любовь и тепло,

Если один и нет никого.

Никого, это чувство сильнее всего

Качает мня одного.


В эти одинокие ночи тянется время, рождаются мысли.

Одиночество ставит на колени, на шее демоны повисли.

И этой ночью можно все забыть, оставить лишь сознание

Но только все не отпустить, и шепчут демоны, играют демоны в душевные терзания.


Ночь не подарит мир и покой

Наедине с самим с собой.

Тэт а тэт, сам с собой, есть ли другой,

Что подарит ночью покой.


Эти одинокие ночи всем надоели, все хотят ласки.

Мы, как голодные звери, смотрим в ночь без оглядки, огласки.

Демоны испили досуха и нет огня и пороха.

Ночь пройдет и все пройдет, и то что было дорого.


Ночь пройдет после всего.

Утро постучится в окно.

Бег продолжается все равно

До момента как станет темно.

Я не забыл. НМ


Я не забыл, хоть всё это было давно.

Как будто в прошлой жизни, как будто это кино,

Как будто эта история, рассказанная в тесном кругу,

Просто мне запомнилась и забыть ее не могу.

Я не забыл как наши руки умеют любить,

Умеют держать, обнимать, умеют бить.

Умеют останавливать, если надо остановить,

Причинять боль, даже не со зла, они могут ее причинить.

Умеют успокаивать, поглаживая по спине,

Похлопывая по плечам, зарывшись в волосы на голове.

Всего лишь руки. А помню больше. Больше сцен.

Я не забыл, даже если б забыть захотел.

Я не забыл слов, что рвут душу, вызывают смятение.

В словах мало истины, но всегда есть чье-то мнение.

Слова пули, что убивают не просто единицы,

Они, как чума, поражающая всех людей и их принципы.

Слова могут помирить, они же могут поссорить.

Слова могут убить, воскресить, истину оспорить.

Мои слова причиняли много боли, вызывали слезы.

Шепотом сказанное, брошенное разное, разрушало чьи-то грёзы

Я не забыл. Память бьет молотом по голове.

Я поплыл. Из-за ностальгии просто не в себе.

Слова не вернуть, на наших руках следы поражения.

В поступках наша суть, наши желания, стремления.

В поступках наша жизнь и ее возможное завершение.

Главное не забыть, то самое важное мгновение.

И я буду помнить даже через сотню другую лет,

Я был здесь, я пел здесь, здесь получил в жизнь билет.

Я не забыл как наши руки умеют любить,

Как правильно поступать и как осторожно говорить.

Влюбленные на лавочке. НМ


Красиво — в парке вижу влюбленных на лавочке.

Держатся за руки, улыбаются-идеальное фото в рамочке.

Смотрят в глаза друг другу, о чем-то своём болтают,

Словно светятся изнутри, все на них смотрят, а они не замечают.

Все их интересы, привычки, тайные мысли в их голове

Это пока неизвестность. Столько предстоит узнать им о себе.

Столько предстоит создать новых эпизодов киноленты

Под названием «Мы и наши лучшие моменты».

Смотрю на них вижу счастье и любовь, свадьба, дети и цветы.

Хотя может это человеческая наивность и у них розовые очки.

И все потом изменится, бабочки сгорят, как мотыльки.

Всё потухнет, рутина, будни, усталость, под глазами мешки,

Ложь, страх, предательство, лицемерие, язвительные смешки,

Злость, вспыльчивость, апатия…хотя нет, эти двое не должны.

Целуются робко, значит впереди у них еще много страсти.

Значит не познали ещё, что значит быть у чувств во власти.

Значит романтическая пора в самом жарком разгаре.

Хотя это может быть это игра и кто-то врёт в этой паре.

Кто-то поставил цель и ее будет добиваться.

Лицемерить, врать, изменять, предавать, а потом собой красоваться,

Говорить красивые слова про любовь, а на самом деле притворяться.

Любой из них таким может оказаться.

Время все и всех расставит по своим местам.

Влюбленные на лавочке предоставлены своим мечтам.

У них все получится главное друг за друга держаться.

Главное верными себе оставаться, за счастье сражаться.

Когда это было. НМ


Когда это было-слова на заборе?

Прошлое заныло, мы с реальностью в ссоре.

Ушли на репостах, лайках, рассылках,

На профильных стенках погрязли в эмоджи ухмылках.

Загрузимся в мессенджер, чтоб поболтать в чате.

Встреча друзей в сети, но не на хате.

Разговоры с тишиной пока пальцы не устали.

Остаёшься с тоской, словно часть тебя украли.

Нас много в этом мире,

Но все чаще ты один.

Паутина больше, шире

Мир сети не победим.

Минуты злости. НМ


Давай с тобой поговорим о минутах нашей злости.

Когда не ведаем что творим, готовые дробить зубы, кости.

За алой пеленой гнева истины не замечаем.

Когда прозрение придет на смену, в объятия страха попадаем.

Мой гнев это реальность, согласие и наша трусость.

Идём на крайности, не признаем нашу тупость.

У всех ищем жалости до самой старости,

Хоть капля гордости внутри осталось ли?

Мы приняли правила игры, но недовольны итогом.

Мы измениться не смогли, а говорим что стали лучшими во многом.

Мы лицемерно дарим радость и убиваем жизнь вокруг

Не замараем наших рук. Не пределах, если спросят вдруг.

Который день я не смеюсь…


Который день я не смеюсь, вздыхаю и печалюсь.

Я не тревожен, не боюсь, и я не опасаюсь.

Но ночью снова вижу сон и сразу просыпаюсь.

Который день я не смеюсь, понять себя пытаюсь.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Горний путь
Горний путь

По воле судьбы «Горний путь» привлек к себе гораздо меньше внимания, чем многострадальная «Гроздь». Среди тех, кто откликнулся на выход книги, была ученица Николая Гумилева Вера Лурье и Юлий Айхенвальд, посвятивший рецензию сразу двум сиринским сборникам (из которых предпочтение отдал «Горнему пути»). И Лурье, и Айхенвальд оказались более милосердными к начинающему поэту, нежели предыдущие рецензенты. Отмечая недостатки поэтической манеры В. Сирина, они выражали уверенность в его дальнейшем развитии и творческом росте: «Стихи Сирина не столько дают уже, сколько обещают. Теперь они как-то обросли словами — подчас лишними и тяжелыми словами; но как скульптор только и делает, что в глыбе мрамора отсекает лишнее, так этот же процесс обязателен и для ваятеля слов. Думается, что такая дорога предстоит и Сирину и что, работая над собой, он достигнет ценных творческих результатов и над его поэтическими длиннотами верх возьмет уже и ныне доступный ему поэтический лаконизм, желанная художническая скупость» (Айхенвальд Ю. // Руль. 1923. 28 января. С. 13).Н. Мельников. «Классик без ретуши».

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Поэзия / Поэзия / Стихи и поэзия
Европейские поэты Возрождения
Европейские поэты Возрождения

В тридцать второй том первой серии вошли избранные поэтические произведения наиболее значимых поэтов эпохи Возрождения разных стран Европы.Вступительная статья Р. Самарина.Составление Е. Солоновича, А. Романенко, Л. Гинзбурга, Р. Самарина, В. Левика, О. Россиянова, Б. Стахеева, Е. Витковского, Инны Тыняновой.Примечания: В. Глезер — Италия (3-96), А. Романенко — Долмация (97-144), Ю. Гинсбург — Германия (145–161), А. Михайлов — Франция (162–270), О. Россиянов — Венгрия (271–273), Б. Стахеев — Польша (274–285), А. Орлов — Голландия (286–306), Ал. Сергеев — Дания (307–313), И. Одоховская — Англия (314–388), Ирландия (389–396), А. Грибанов — Испания (397–469), Н. Котрелев — Португалия (470–509).

Алигьери Данте , Бонарроти Микеланджело , Лоренцо Медичи , Маттео Боярдо , Николо Макиавелли

Поэзия / Европейская старинная литература / Древние книги
Мир в капле росы. Весна. Лето. Хайку на все времена
Мир в капле росы. Весна. Лето. Хайку на все времена

Утонченная и немногословная японская поэзия хайку всегда была отражением мира природы, воплощенного в бесконечной смене времен года. Человек, живущий обыденной жизнью, чьи пять чувств настроены на постоянное восприятие красоты земли и неба, цветов и трав, песен цикад и солнечного тепла, – вот лирический герой жанра, объединяющего поэзию, живопись и каллиграфию. Авторы хайку создали своего рода поэтический календарь, в котором отводилось место для разнообразных растений и животных, насекомых, птиц и рыб, для бытовых зарисовок и праздников.Настоящее уникальное издание предлагает читателю взглянуть на мир природы сквозь призму японских трехстиший. Книга охватывает первые два сезона в году – весну и лето – и содержит более полутора тысяч хайку прославленных классиков жанра в переводе известного востоковеда Александра Аркадьевича Долина. В оформлении использованы многочисленные гравюры и рисунки средневековых японских авторов, а также картины известного современного мастера японской живописи в стиле суми-э Олега Усова. Сборник дополнен каллиграфическими работами Станислава Усова.

Александр Аркадьевич Долин , Поэтическая антология

Поэзия / Зарубежная поэзия / Cтихи, поэзия / Стихи и поэзия