Читаем Возвращение в никуда полностью

Пока огонь внутри терпим,

Мир не остался для меня простым.

Пускай останутся далекие вселенные,

И на своих местах светила и планеты,

Тьма и свет, добро и зло неизменные,

Истории, что мы знаем из киноленты.

Не для нас красоты и просторы,

Не для нас небес свободных синева.

Для нас дорожные заторы,

Дым, пепел и опасная среда.

Для нас болезни и усталость,

Порабощенные часы,

Для нас и небольшая радость,

Что сами сделать что-то мы смогли.

Который раз я притворяюсь спокойным,

Уверенным, надёжным, твердым и покорным,

И этой участи достойным.

Пусть этот мир для меня остался спорным.

Ты продолжал бежать, когда утрачен смысл…


Ты продолжал бежать, когда утрачен смысл.

В себе устал держать слова и свою страсть.

Ты убеждал себя и от всего зависел.

Ты продолжал бежать, а стоило пропасть.

Ты улыбался миру, когда вокруг в печали

Всё замыкалось разом без выхода и сна.

Боялся чужих мнений, и что тебе давали.

Ты улыбался миру, пробив границу дна.

Ты побеждал, бывало, в чужих ненужных битвах,

Но главную победу ты не одержал.

Своё теряешь в этих бестолковых играх.

Ты побеждал, бывало, но тут же проиграл.

Это трудный путь, что мы пройдем…


Это трудный путь, что мы пройдем,

Сколько потеряем, обретём,

Сколько времени в пути убьем.

Это трудный путь, но мы живём.

Что сложнее: двигаться вперёд

Или выбирать другой маршрут?

Все усилия твои не в счёт,

Если не дошел туда, где ждут,

Если оборвался где-то путь,

Если в тупике тьмы и пустот

Ставка на «авось» и «как-нибудь».

Проиграла снова, ты у знака «СТОП».

Что же дальше за чертой,

За границей мира и войны?

Что сложнее: быть самим собой

Или подниматься с глубины?

Или прорываться через боль

И ломать себя в который раз?

Кто останется с тобой,

Если живёшь правдой чужих фраз?

Я уйду в бесконечность, оставив тебе город…


Я уйду в бесконечность, оставив тебе город,

Что нас манил огнями темных ночей.

Уйду в бесконечность, где я ещё так молод,

Куда уже отправилось много людей.


Я уйду в бесконечность, освободив вам место,

И подарю свободу тишине.

Отправлюсь в бесконечность, куда, мне неизвестно.

Уйду с лучом рассвета на стене.


Я уйду в бесконечность, без багажа, билета,

В отсутствии маршрута — налегке.

И буду улыбаться, ещё не веря в это,

И думать обо всех и о тебе.


Я уйду в бесконечность и буду смотреть сверху,

Звездой, мигая в ясную темную ночь.

Я буду говорить с вами, подпевая ветру,

Оплакивая ваши печали в дождь.

Время старит и стирает следы прошлого…


Время старит и стирает следы прошлого,

Позвеним цепями, пока чувствуем их вес.

Без цепей не отличить плохое от хорошего,

Словно не увидеть за кустами лес.


Мы научены, набиты шишки, ссадины.

Может, где-то и не сошлись края.

Кровоточат кожаные впадины,

Боль зудит внутри незримая.


Что дало нам наше ветхое и старое?

Горевать об этом нам не хватит сил.

Всё прошло — иногда и это главное,

А бывает, будто часть себя убил.


Позабытое нам вспоминается,

Дорогое превращается в свинец.

Карта мира часто так меняется.

Мы цепей прошедшего венец.


Время старит и стирает следы прошлого.

Время всё расставит по местам.

Это было: от великого до тошного,

Это было: от рутины к небесам.

Я все равно люблю вас, люди…


Я все равно люблю вас, люди,

И этот день с проклятьем на устах.

Я говорю, что хуже ведь не будет,

И прячу в глубине мой липкий страх.

Я все равно вам верю, ошибаясь,

Дышать пытаюсь ровно, без рывков,

Когда слова, под кожу пробираясь,

Ломают стержень встроенных основ.

Я все равно надежды к вам питаю,

Там впереди мелькает ясный день.

Пускай так много я не понимаю,

И свет надежды застилает тень.

Я также буду вами восхищаться:

Всех достижений и не перечесть,

И улыбаться, и, в тоже время, ужасаться,

Как мы теряем человечность, свою честь.

Человек, что не застрахован от рисков…


Человек, что не застрахован от рисков,

Вероятностей, безумия мира,

Проживающий этот век без изысков,

Надёжность — его единственная сила.


Он будет бояться непонятных высот,

Громких слов, недостижимого результата.

Человек остаётся собой из года в год,

Хотя за это есть и своя плата.


Человек, а хочешь ли ты чего-то больше,

Жизнь другую, другие роли?

Ищешь ли смысл, может все гораздо проще,

И тебе хватает судьбы мозоли.


Человек остаётся всегда собой,

Постоянство — тоже большой плюс.

Человеку говорят, что он простой,

С ним не может получиться конфуз.

Я встречаю тебя в дверях…


Я встречаю тебя в дверях,

Здесь, в обители таинственных лун.

Пронесу тебя на плечах

Сквозь преграды и перезвон струн.

За окном чужие миры

Зазывают к себе на поклон,

Еле слышно шепчешь: «Иди».

Этот шепот, похожий на стон.

Вот уже много лет набродил,

И твой шепот не слышен давно,

Только я о тебе не забыл,

Ощущаю тебя все равно.

Может, встретимся с тобой мы опять

Здесь, в обители остывших светил?

Я смогу тобой воспылать,

Ведь тебя я люблю и любил.

Давай поплачем


Сегодня грустный день и небо хмурится.

Вы поругались, всё не в первый раз.

Ты понимаешь, что всё не сбудется.

Сгорела фальшь, когда-то нежных фраз.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Горний путь
Горний путь

По воле судьбы «Горний путь» привлек к себе гораздо меньше внимания, чем многострадальная «Гроздь». Среди тех, кто откликнулся на выход книги, была ученица Николая Гумилева Вера Лурье и Юлий Айхенвальд, посвятивший рецензию сразу двум сиринским сборникам (из которых предпочтение отдал «Горнему пути»). И Лурье, и Айхенвальд оказались более милосердными к начинающему поэту, нежели предыдущие рецензенты. Отмечая недостатки поэтической манеры В. Сирина, они выражали уверенность в его дальнейшем развитии и творческом росте: «Стихи Сирина не столько дают уже, сколько обещают. Теперь они как-то обросли словами — подчас лишними и тяжелыми словами; но как скульптор только и делает, что в глыбе мрамора отсекает лишнее, так этот же процесс обязателен и для ваятеля слов. Думается, что такая дорога предстоит и Сирину и что, работая над собой, он достигнет ценных творческих результатов и над его поэтическими длиннотами верх возьмет уже и ныне доступный ему поэтический лаконизм, желанная художническая скупость» (Айхенвальд Ю. // Руль. 1923. 28 января. С. 13).Н. Мельников. «Классик без ретуши».

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Поэзия / Поэзия / Стихи и поэзия
Европейские поэты Возрождения
Европейские поэты Возрождения

В тридцать второй том первой серии вошли избранные поэтические произведения наиболее значимых поэтов эпохи Возрождения разных стран Европы.Вступительная статья Р. Самарина.Составление Е. Солоновича, А. Романенко, Л. Гинзбурга, Р. Самарина, В. Левика, О. Россиянова, Б. Стахеева, Е. Витковского, Инны Тыняновой.Примечания: В. Глезер — Италия (3-96), А. Романенко — Долмация (97-144), Ю. Гинсбург — Германия (145–161), А. Михайлов — Франция (162–270), О. Россиянов — Венгрия (271–273), Б. Стахеев — Польша (274–285), А. Орлов — Голландия (286–306), Ал. Сергеев — Дания (307–313), И. Одоховская — Англия (314–388), Ирландия (389–396), А. Грибанов — Испания (397–469), Н. Котрелев — Португалия (470–509).

Алигьери Данте , Бонарроти Микеланджело , Лоренцо Медичи , Маттео Боярдо , Николо Макиавелли

Поэзия / Европейская старинная литература / Древние книги
Мир в капле росы. Весна. Лето. Хайку на все времена
Мир в капле росы. Весна. Лето. Хайку на все времена

Утонченная и немногословная японская поэзия хайку всегда была отражением мира природы, воплощенного в бесконечной смене времен года. Человек, живущий обыденной жизнью, чьи пять чувств настроены на постоянное восприятие красоты земли и неба, цветов и трав, песен цикад и солнечного тепла, – вот лирический герой жанра, объединяющего поэзию, живопись и каллиграфию. Авторы хайку создали своего рода поэтический календарь, в котором отводилось место для разнообразных растений и животных, насекомых, птиц и рыб, для бытовых зарисовок и праздников.Настоящее уникальное издание предлагает читателю взглянуть на мир природы сквозь призму японских трехстиший. Книга охватывает первые два сезона в году – весну и лето – и содержит более полутора тысяч хайку прославленных классиков жанра в переводе известного востоковеда Александра Аркадьевича Долина. В оформлении использованы многочисленные гравюры и рисунки средневековых японских авторов, а также картины известного современного мастера японской живописи в стиле суми-э Олега Усова. Сборник дополнен каллиграфическими работами Станислава Усова.

Александр Аркадьевич Долин , Поэтическая антология

Поэзия / Зарубежная поэзия / Cтихи, поэзия / Стихи и поэзия