Возвращение в Терпилов

От размышлений меня отвлёк порыв холодного ветра, ворвавшийся через открытую форточку и резко обдавший мне лицо и грудь. Дрожа от озноба, я встал, чтобы закрыть форточку, но, подойдя к окну, замер, захваченный зрелищем, представившимся мне. К вечеру на улице приморозило, и пошёл снег, редкий в конце марта. Крупные белые хлопья в одночасье сплошным ковром покрыли деревья, дорожки, тёмные крыши домов и деревянные лавки. Снег искрами блестел в плотном свете фонарей, и в этом блеске было что‑то одновременно таинственное и торжественное. Казалось, природа готовится к какому‑то священному ритуалу, понятному ей одной… Я вспомнил, что, кажется, уже видел эту улицу такой много лет назад. Вроде бы мне было три или четыре года, и мы с родителями возвращались из аэропорта. Отец нёс меня на руках, и я, то просыпаясь, то засыпая снова, через слипающиеся ресницы наблюдал за летящим снегом… Или это было под Новый год, когда я, твёрдо пообещав себе дождаться Деда Мороза, долго не спал и, взобравшись в тёмной комнате на холодный подоконник, сидел, прислонившись лбом к заиндевевшему стеклу, и смотрел на улицу?..       Как я ни старался, но в точности вспомнить не смог. Что‑то рассеивало меня, мешало завершённости впечатления, и чувство это напоминало то, что испытываешь при неоконченном чихании или зевке. Я сначала явственно ощутил сознанием, а затем разумом понял причину этого. Нет, никогда Терпилов больше не будет милым ностальгическим городком из моего детства! Я сам разрушил своё прошлое, обменял его на будущие славу, деньги и признание, и отныне это место всегда будет связано у меня с событиями последних дней – с изуродованными трупами, убийствами, насилием… Жалость неизвестно к чему, тёплая, тягучая жалость, захватила и размягчила, обессилила меня, и я, выключив свет, не раздеваясь, лёг на кровать поверх одеяла. В странном холодном оцепенении пролежал не меньше часа, не засыпая и не двигаясь, словно прислушиваясь к чему‑то…

Очнулся я от громких звуков из соседнего номера. За стеной словно пытали кого‑то – женский хриплый и отчаянный визг перемежался со звуками ударов по телу и грохотом сдвигаемой мебели.

– Не на‑а‑а‑да! Я отда‑а‑а‑а‑ам! Я без де‑е‑е‑нег бу‑у‑уду! – взахлёб рыдала женщина. В номере на всю катушку включили радио. Но крик был громче.

– Пожа‑а‑алуйста, не‑е‑ет, я в полици‑и‑ию не пойду‑у‑у!

Вскочив с кровати, я вышел в коридор и направился к соседнему номеру. Но едва сделал два шага как дверь отворилась, и на пороге показался высокий полный мужчина, в одних синих тренировочных штанах с пузырями на коленях и с голой волосатой грудью, как росой покрытой крупным потом. Он за волосы выволок из комнаты отчаянно отбивавшуюся полураздетую женщину, и бросил её на пол.

– Па‑а‑а‑шла, – хрипло крикнул, напоследок поддав ей ногой в живот.

Я решительно шагнул к нему.

– Вызвал бабу, а прислали эту, – тяжело дыша, ответил он на мой возмущённый взгляд. – За две штуки – старую, жирную, с пузом рас‑поло‑сованным, – сказал он нараспев, и вдруг залился пьяным нервным смехом. – Что, зайдёшь ко мне, сосед, а? Бутылочку раздавим? Бабу не жалей, б… она! А?

Я, отрицательно мотнул головой. Он, пожав плечами, побрёл в свою комнату, пошатываясь и спотыкаясь. Женщина, глухо постанывая от боли и хватаясь за живот, извивалась на ковре. Я наклонился к ней. Уловив моё движение, она оглянулась и уставилась на меня затравленным взглядом.

– Давайте я вам помогу, вставайте, – мягко сказал я, подавая ей руку.

Кажется, сообразив, что от меня ей не будет вреда, она вцепилась в мою руку и, тяжело дыша, с трудом поднялась на ноги. Я присмотрелся к ней. На вид женщине было около сорока пяти, её лицо, одутловатое и пожухшее, на лбу и у глаз было покрыто глубокими морщинами. Она обильно и безвкусно красилась – два чёрных следа от потёкшей туши, проторившие глубокие борозды на толстом слое пудры, делали её лицо похожим на маску греческого театра, изображающую Горе. И одежда её вызывала жалость – цветастая кофта болталась на одной бретельке, открывая застиранный ажурный лиф, юбка была разорвана и задрана выше колен, стоптанные туфли спадали с ног… Мне стало жаль эту несчастную и, твёрдо решив не оставлять её одну в коридоре, я с минуту раздумывал как поступить – позвонить ли в администрацию отеля, вызвать скорую, или оставить её ночевать в своём номере до утра? Но женщина, начав отходить от шока, поняла моё внимание по‑своему.