Возвращение в Терпилов

В Москве я вернулся к своей обычной жизни. Вышел на работу в «Вечёрку», занялся решением вопросов, накопившихся за время моего отсутствия. Терпиловский случай, не оправдав моих надежд на славу, всё‑таки очень взбодрил меня. Войдя домой, я первым делом взял со стола пресловутую петлю и бросил её в мусорное ведро. А вторым – набрал номер редактора и извинился перед ним. Редактор не узнавал меня: к его удивлению, я одну за другой предложил несколько интересных тем для репортажей, взял наделавшее много шума интервью у чиновника по начавшему тогда раскручиваться делу «Оборонсервиса», и даже начал проситься в командировку в Чечню – продолжить одно из своих старых, ещё коммерсантовских расследований.

Но о Терпилове я не забывал, и каждый свой день начинал с просмотра новостей из города. Я со страхом и вместе с каким‑то болезненным нетерпением ожидал того, что начнут сбываться мои опасения. Вот‑вот Ястребцов будет снят с должности или убит, и Силуанов возьмётся за меня… Но ничего не происходило. Силуанов часто светился в сводках информационных агентств, но по другим поводам – то он выступал в областной Думе, то открывал какой‑нибудь памятник… Говорили, кстати, что у него начался карьерный взлёт, ему прочат какую‑то важную должность то ли в Администрации президента, то ли в одном из министерств. Я иногда вспоминал слова Милинкевича, который обмолвился как‑то, что мэра Терпилова выдвигают на губернаторский пост… Понятно, что всё это мало радовало меня – крупному чиновнику легче будет расправиться со мной, чем мэру заштатного городишки. Я стал даже задумываться об эмиграции – там, за границей, достать меня станет сложнее…

Время от времени мне писала Софья, и эти новости тоже не утешали. С Сашей всё было по‑прежнему – молодой человек, как и прежде, сидел в терпиловском следственном изоляторе. Просвета в его деле не было: следователь, назначенный ему, некий Самохвалов, тянул резину и не сообщал ничего нового… По‑прежнему не могли найти уборщика Прохорова – с момента последнего убийства тот пропал и не появлялся ни дома, ни на работе…

В начале июня я поздно вечером возвращался с пресс‑конференции в Доме Журналистов на Зубовском. Поставив машину на парковку, шёл к своему подъезду, когда заметил припаркованный у обочины полицейский «Форд». «УВД по городу Терпилову» – заметил я надпись на борту.

Когда я оказался рядом, дверь автомобиля открылась, и навстречу мне шагнул подтянутый румяный лейтенант.

– Игорь Евгеньевич! – бодро позвал он меня. – Можно с вами побеседовать?

– Можно, – я остановился на месте.

– Николай Николаевич Ястребцов поручил мне доставить вас в Терпилов. Вы можете ехать сейчас?

– А почему такая срочность? – удивился я. – И что же мне сам он ничего не сказал?

– Он занят следственными действиями, да и это дело такое, что требует не телефонного разговора.

– А если я откажусь?

– Принуждать вас мы, конечно, не имеем права. Но Николай Николаевич очень просил. Сказал, что это связано с очень важной для вас историей.

– Ладно, поехали, – после минутного раздумья согласился я.

Во всё продолжение пути мой спутник не проронил ни слова, а я, трясясь на пассажирском сиденье, строил догадки по поводу того, чем мог быть вызван мой неожиданный вызов в город. Может быть, в Терпилов меня заманил Силуанов? Сейчас машина остановится где‑нибудь, лейтенант пристрелит меня, и выкинет на обочине? Да нет, вряд ли… Тогда бы меня не стали уговаривать ехать, а похитили бы силой. Кроме того, зачем использовать служебный полицейский транспорт? В случае моего исчезновения следы непременно приведут в город… А может быть, за меня взялся Николай? Сейчас приеду я в Терпилов, а меня под белы руки, да в то же СИЗО, где уже сидит Саша… Пришьёт мне какую‑нибудь статью, да отправит на зону года на три. Так хоть он будет уверен, что я не расскажу никому об его подвигах последних месяцев… И это маловероятно. Я ведь тоже не буду сидеть сложа руки, подниму информационный шум, привлеку все свои журналистские связи… Но что же тогда?

Через два с половиной часа наша машина остановилась у здания УВД Терпилова, и лейтенант, открыв дверь, попросил меня выйти. В дверях отдела уже стоял Ястребцов. Не подав руку, он только коротко кивнул мне и попросил следовать за собой. Мы молча прошли несколько тёмных коридоров, и остановились возле камеры предварительного задержания, из под двери которой жёлтой полоской выбивался свет и были слышны два тихих голоса. Николай открыл дверь и впустил меня внутрь.

Посреди маленькой комнаты с зарешеченным окном стоял стол, покрытый бурым сукном. За ним сидел, разложив перед собой бумаги, полицейский капитан в расстёгнутом кителе. Он делал записи, время от времени справляясь о чём‑то у своего собеседника, который, сложив руки на груди и откинувшись спиной к стенке, безучастным взглядом изучал потолок.

В этом собеседнике я с удивлением узнал Прохорова.