Я подошёл к Францеву и передал ему слова Саши. Он нехотя кивнул и, отвернувшись, возобновил свои поиски среди дров. Вернувшись к зданию сельсовета, я продолжил наблюдать за происходящим на дворе. Кажется, ситуация грозила плохо обернуться для Харченко. Окружив москвича, колхозники всё теснее придвигались к нему, угрюмо переглядываясь. Треухов, пробравшись в центр толпы, отчаянно защищал гостя. «Ну товарищи, товарищи, – отталкивая своих подчинённых, жалобно причитал он. – Оставьте его в покое, вы только ещё хуже же делаете! Есть мирные способы! Давайте будем законно действовать!» Бледный как полотно Харченко испуганно, словно загнанный зверь, озирался кругом, бормоча что‑то трясущимися губами.
Не знаю, что заставило меня на секунду оторваться от этой увлекательной сцены и посмотреть в сторону Францева. Моим глазам предстало странное зрелище. Видимо, окончательно потеряв надежду найти свою зажигалку под дровами наощупь, молодой человек принялся разбирать поленницу, сдавленно ругаясь. Скинув несколько крупных брёвен, Францев взялся за корень огромного пня, который, словно исполинский паук, раскинулся посреди дровяной кучи. Казалось, такая махина затруднит его. Он в самом деле на мгновение задержался, и секунд пять постоял, уперев руки в пояс и как бы выбирая, с какой стороны подойти к препятствию. Затем взялся за конец толстого корня, приподнял пень и отбросил его в сторону. Сделал он это без особого усилия – словно вырвал сухой сорняк. Я не верил своим глазам: Францев обладал невероятной физической силой! Тут же мне пришло на ум и наше утреннее приключение на дороге: приложи такой богатырь всю силу к выталкиванию из ямы автомобиля, мы, скорее всего, обошлись бы без посторонней помощи…
Эти размышления прервал Саша. От администрации он вернулся в сопровождении маленького желтолицего мужичка в заячьем треухе, синих резиновых сапогах с отворотами и коротком плюшевом пальтишке.
– Игорь, вот познакомьтесь, Николай Андреевич Соболев. Он нас проводит до Апрелевки, – представил Саша своего спутника.
– Здравствуйте, – подал я руку колхознику. – Долго добираться отсюда?
– Да, нет… Вон, где деревья кончаются, видите? – указал тот в сторону затянутого туманом леса. – Там и Апрелевка. Только до неё всё по снегу да по проталинам топать. Грязища. Может, машину заведём и по дорожке? – хитро прищурившись, кивнул он на наш «Мерседес».
– Нет, на машине мы застрянем, – уныло вздохнул Саша. – Лучше уж своим ходом.
– Ну что ж, пошли тогда, – пожал плечами мужичок и, выйдя со двора, первым зашагал по глубокому снегу к чернеющей в двухстах метрах от сельсовета тропинке. Кликнув Францева, мы с Сашей последовали за ним.
Глава девятнадцатая. Пещера зверя. Кладбищенская готика
Тропинка, петляя в снегу, проводила нас до окраины леса, где сменилась широкой каменистой дорогой. Та, в свою очередь, в обход огороженных тонким плетнём полей, повела к полурастворенным в тёмно-сером тумане строениям Апрелевки. Молодые люди шли молча, время от времени обмениваясь неприязненными взглядами, я же внимательно смотрел по сторонам, стараясь не упустить ни одной подробности в окружающем пейзаже. Мало ли что пригодится в расследовании? Пока я понял одно – преступники прекрасно знали здешнюю местность. В ином случае преодолеть ночью на автомобиле эту извилистую дорогу им не помогла бы никакая удача.
Молчание нарушил Соболев.
– Вы ведь виллой Пахомова из‑за убийства интересуетесь? – бодро поинтересовался он, оглянувшись на нас. – Знали мы его, приходилось общаться.
– И что за человек был? – лениво полюбопытствовал Францев.
Соболев только того и ждал.
– Зверюга! – восхищенно выдохнул он. – Его тут боялись все. Вон лесок – видите, – он выкинул вперёд руку, – себе половину огородил, охрану поставил, и не пускал никого. Даже вот детишки бегали на речку мимо особняка, так он и там забор соорудил.
– И что, вы вот так просто стерпели всё это? – зло спросил Саша.
– Ну как стерпели, – хитро ухмыльнулся мужичок. – Напрямую против него, конечно, не попрёшь, у него и охрана, и связи в городе. Случись что, по-любому виноватым и выйдешь. Но кой‑чему его люди научили. Заборчик, которым он тропинку к пляжу огородил, приходится прямо напротив кладбища. И вот на нём, на этом заборе, каждую ночь надпись появлялась – «Пахом, мы тебя ждём». Он чего только ни делал – и камеру туда направлял, и охранника рядом ставил. Но всё зазря. Уж сколько раз красили этот забор – не счесть.
– Да, достойный ответ – он вас собаками да мордоворотами пугает, землю у вас отобрал, а вы ему оградку попортили да на краску заставили потратиться.
– А что, Саш, надо было сделать? – ехидно вставил Францев. – Леворюцию устроить, на фонаре его вздёрнуть?
– Конечно, вздёрнуть! – убеждённо заявил Саша. – Я бы вообще на Красной площади всю эту сволоту в ряд выстроил, да пулемётной очередью!
– Вот – сразу видно коммуняку, – усмехнулся Францев. – Все вы одинаковые – сначала о свободе песни, а дай волю, первым делом плаху мастерите.