Слушая этот разговор, я украдкой присматривался к молодым людям. Францев во время беседы равнодушно разглядывал какие‑то древние мечи, висевшие над камином. Саша раза два щёлкнул фотоаппаратом и теперь стоял в углу, с тоскливым видом изучая носки своих ботинок. Кажется, наш с Ястребцовым расчёт на то, что у подозреваемых не выдержат нервы на месте преступления, не оправдывался. Или убийца обладал редким хладнокровием, или среди моих спутников его попросту не было…
Что ж, надо было воспользоваться случаем и набрать материала для статей. Я подошёл к рабочему столу Пахомова, расположенному у широкого окна, задёрнутого красными бархатными шторами с золотыми кистями. На нём обнаружились серебряное пресс‑папье в виде головы крокодила, нож для резки бумаги в форме сабли, два гипсовых бюста и шахматы из слоновой кости, расставленные на полированной мраморной доске. В левом углу лежала массивная книга в золотом переплёте и с выгравированным на обложке названием – «Лучшие люди России». Я усмехнулся этому наивному артефакту из прошлого – такие издания, составленные из материалов, оплаченных заказчиками, наряду с дворянскими титулами и сертификатами на участки на Луне, в девяностые было принято дарить важным лицам. Я не без труда придвинул тяжёлую книгу к себе и открыл на месте, заложенном плетёной золотой закладкой. Под выцветшей фотографией Пахомова начиналась обширная статья о нём. Я наугад выхватил глазами несколько строчек из текста. «Владимир Сергеевич Пахомов талантливо предвидел», «со свойственной ему деловой хваткой», «безупречное воспитание развило тонкий вкус»… Один абзац особенно заинтересовал меня. «Владимир Сергеевич – меценат со стажем. В городе Набережные Челны он основал благотворительное общество имени Святой Анны, почётным попечителем которого является по сей день». Набережные Челны? Что за дела могли быть у терпиловского бандита в этом далёком речном городе? Я в который раз выругал про себя скрытность Ястребцова. Если бы мне не приходилось собирать информацию об убитых по крупицам, я наверняка продвинулся бы в расследовании гораздо дальше…
Справа на столе находились фотографии в серебряных рамках, большей частью – семейные снимки. На одном Пахомов с женой, полной рыжей женщиной в соломенной шляпке, позировал на фоне пляжа с пальмами. На другом он катался на карусели с сыном – пятилетним мальчиком в матросском костюмчике. На третьем изображалась уже вся семья – улыбающийся ребёнок сидел на пони, а муж с женой с обеих сторон держали лошадь под уздцы. Ещё несколько карточек запечатлели Пахомова в молодости. Вот он в армии – в шинели и кирзовых сапогах стоит на посту, прижимая к груди автомат. А вот уже дома – довольно скалясь, протягивает в объектив початую бутылку водки. Одна большая фотография, стоявшая позади остальных, особенно заинтересовала меня. Я взял её в руки. То был выцветший групповой снимок не в металлической, как остальные, а в толстой дубовой раме. Пахомов сидел за накрытым ресторанным столом в окружении большой группы молодых людей. В одной руке он держал рюмку, другой за плечи обнимал высокого рябого парня в костюме и галстуке. Уж не сходка ли это терпиловской банды? Одно из лиц на снимке показалось мне знакомым. В молодом человеке, который, радостно смеясь, открывал бутылку шампанского, я с удивлением узнал Прохорова – нашего редакционного уборщика. Вот так сюрприз! Значит, тот действительно в молодости был бандитом? Удивительно же повернулась его жизнь! Пахомов в девяностые сделал огромное состояние, а Прохоров вынужден зарабатывать на хлеб, драя полы в редакции заштатной газетёнки… Почему так вышло, и не было ли у него мотива для мести своему бывшему подельнику? Это обязательно надо выяснить. Вряд ли хромой уборщик сам участвовал в нападениях, но, например, похитить ключи от машины и передать их преступникам он мог вполне.
Но прежде, чем я узнал Прохорова, ещё одна деталь на снимке бросилась мне в глаза. Я не запомнил, что конкретно это было – последовавшее затем яркое впечатление закрыло собой всё прочее, подобно тому, как в солнечном луче блекнет пламя свечи. Мне показалось только, что заметил я что‑то очень знакомое и как будто совсем недавно виденное, нечто такое, чего не должно было быть на этой фотографии… Я не меньше трёх минут ощупывал взглядом изображение в поисках упущенной подробности, но напрасно…