– При ультракоммунизме в политических выборах не будет необходимости. Социальные функции будут машины осуществлять, а всё, что касается специальных вопросов – научных или типа того, это специалисты будут разруливать. Например, нужна в каком-то округе школа или университет, компьютер ставит задачу – построить её. Собираются несколько бригад – строители, дизайнеры, архитекторы – и решают как будет выглядеть здание, где его строить. Советуются с жителями относительно тех моментов, в которых те компетентны – там внешний вид, место расположения, ну и строят. И не нужен ни чинуша, который будет за счёт стройки пиариться, ни лозунги, ни все эти комиссии, бумажки и согласования.
– И вот так просто, без административной дубинки, люди будут работать? – рассмеялся Борис. – Эх, Сашута, не знаешь ты наш народ. Ему Сталин нужен, а не Сталин, так Николай Кровавый, иначе не слезет русский Ванька с печи.
– Лучше тебя знаю! Народ у нас – что надо! Народ-победитель, народ-творец, народ-деятель! Если ты не умеешь раскрыть глаза и думаешь, что только ради куска хлеба да из-под палки можно трудиться и совершать подвиги, то загляни в прошлое – посмотри на Ермака с его дружиной, на подвижников Петровской эпохи, на героев первых лет революции! А если про сегодняшний день говорить, то ты миллиард огромных проектов найдёшь, которые полностью построены на энтузиазме – Линукс, Википедия…да не счесть их. Почему же ты считаешь, что…
– Сколько пафоса… – коротким зевком перебил Борис. – Так что, выходит, будущее человечества за коммунизмом, или, точнее, этим, как там его, мега…чего-то там?
– Ультракоммунизмом, – угрюмо поправил Саша. – Да с чего ты взял, что за ним будущее? Я только предложил идею, и…
– Ну а предположим, победит она: ты, конечно, в новые вожди вылезешь? – перебил Францев.
– Да сколько тебе повторять, – снова сорвался Саша. – Принцип ультракоммунизма как раз в том, что не будет и не может быть никакого вождя! Все соратники, все равны! На короткий период может один выдвинуться в дирижёры, но без каких-то там исключительных прав.
– Ну, окей, – отмахнулся Францев. – Ну а что, если соратники твои узнают, что ты – верный слуга капитала, волк, так сказать, в овечьей шкуре? Что там у вас предусмотрено? Суд Линча сразу или десять лет без права переписки?
– Чего ты несёшь? – даже обернулся на него Саша.
– Ты на дорогу смотри, снова сейчас встрянем где-нибудь на ночь глядя. Да я о сегодняшней истории. Ты знаешь, зачем нас Стопоров в деревню посылал?
– Ну, конфликт этот с москвичами… – пожал плечами Васильев, нерешительно глянув на Францева.
– Да, любимый наш главный редактор известен же своими добротой и сочувствием, – язвительно произнёс Борис. – Нет, чувак, заказ мы исполняли.
– Какой ещё заказ?
– Ну есть там рядом компашка, «Чизвик», которая глаз положила на деревеньку. Тоже, кстати, московская. Сейчас с нашей помощью картофелеводов выгонят, ну те и придут на сладенькое.
– Да ну, фигня, – не поверил Саша.
– А ты у него самого спроси. Ну или сам рассуди – когда ещё нас на помощь обездоленным кидали?
– Если даже так, всё равно мы правы, – упрямо произнёс Саша. – Сейчас об этом деле напишем, а потом за этот твой «чизкейк» примемся. Точнее, – он хмуро глянул на Бориса, – я примусь.
– «Чизвик», – поправил Францев, – Ну а публиковаться-то где будешь? Стопоров тебе, понятно, места не даст. В столичную прессу побежишь?
– Может, и побегу.
– Ну так уволят же сразу из «Терпиловки».
– Да и хрен с ней.
– Ну смотри, – недоверчиво улыбнулся Борис. – Быстро ты так растратишься.
– Для дела не жалко. Зато не зря хлеб ел!
Он вдруг продекламировал:
Францев равнодушно хмыкнул и замолчал, однако, во взгляде, напоследок брошенном им на Сашу, я впервые заметил некий проблеск уважения.
Остаток пути молодые люди провели в тишине. На улице начался холодный мартовский дождь со снегом. Огни города, уже появившиеся вдали, мутно и прерывисто помигивали, так что казалось, будто Терпилов в наше отсутствие сгорел и, покинутый жителями, медленно тлеет посреди снежной равнины. Мысль о том, что этот город со всеми его интригами, тайнами, холодным зверством, таящимся и в особняках богачей, и в трущобах бедняков, исчезнет навсегда, доставила мне странное удовольствие…
Глава двадцать третья. За липким столом