Что было с ним после, он забыл. Стерли память. Хотя постепенно, с помощью товарища, гипнотизера-любителя, припомнил кое-что. Ему показывали звездные карты. Отвезли на планету Чипук. Там был всего один континент — Чипакчу (что в переводе означает просто "земля", "суша"), омываемый великим океаном. Мочевому предложили вести по утрам телепередачу "Задорная десятиминутка", где он должен был просто стоять и делать знаменитое дурашливое лицо. Инопланетяне рассчитывали, что это будет вселять в зрителей заряд хорошего настроения на весь день и междоусобица, длящаяся уже двадцать лет, наконец прекратится — наступит всеобщее примирение.
Наконец домашние убедили его обратиться к психиатру.
Высокая белая дверь со скрипом распахнулась, из проема выглянул доктор, посмотрел строго и произнес:
— Вы прекратите это броуновское движение?
Нервный мужчина быстро опустился на лавку у стены и вздохнул. Доктор скрылся. Мочевой сидел рядом с этим нервным. Здесь в коридоре было прохладно, несмотря на бушующую весну на дворе. Психоневрологический диспансер о двух этажах стоял в саду. Даже скамейка там была.
В связи с сезонным обострением собралась очередь. Красивая девушка в вязаной шапке и рукавицах, нервный чернявый, лет пятидесяти мужчина — который ходил, почесывая бока, престарелая чета, колоритный малый с карамельного цвета глазами и многие другие. Нервный то вставал, то садился. Иногда подходил к человеку и предлагал:
— Не хотите ли подвинуться?
Наконец пригласили Мочевого зайти в кабинет. Внутри через открытое окно врывалась весна. Цветущие ветки яблони болтались зелеными листьями перед синим небом.
— Садитесь, — сказал доктор. Правильный человек среднего возраста, с крепким лбом. Игнатий Федорович сел, трость приставил к ножке стула, представился.
— Вы у нас в первый раз? — спросил доктор.
— Да.
Доктор кивнул сестре завести карточку. Сам стал расспрашивать:
— Сколько вам лет?
— Живете в Княжих Барах? Женаты? Есть дети?
— Работаете?
На последнее Мочевой отвечал:
— Как вам сказать, не работа, а песня. Работа у меня тревожная. Я кладбищенский сторож.
— И вы покойников боитесь?
— Чего их бояться? Нет, я человек старый, а всякие люди приходят. Воры, растаскивают ограды, кресты даже, на металлолом.
— Да, да, — закивал доктор, глядя в какую-то бумагу.
— Вы вот меня сейчас не слушаете, так я вам голову проломлю, — сказал Мочевой.
— Что? — доктор вскинул лицо.
— Говорю, воры, железо тащат. Могут и меня прибить, если под руку попаду.
Слышно было, как медсестра бурит шариковой ручкой страницы новой карточки.
— Кстати о ворах, — заметил доктор, — Как вы понимаете пословицу: не пойман — не вор?
— Как же не вор? Видно же, что тащит.
— Анна Андреевна, запишите, — громко сказал доктор, — что больной понимает пословицу буквально!
— Я не больной, — возразил Игнатий Федорович.
— Мне лучше знать. А что значит — шила в мешке не утаишь? Сколько у меня пальцев на руке?
— Десять.
— Смотрите внимательно. Я спрятал один палец. Сколько?
— Десять. Отрежьте один, тогда будет девять.
— Не умничайте тут! — доктор встал, подошел к окну и закрыл его. Вернулся, хмуро зашуршал справкой. Тогда Мочевой решил разрядить обстановку. Поднялся и объявил:
— Забавные куплеты.
Стукнул тростью об пол, расшаркался чечеткой, похлопал себя по коленям, возвестил:
— Я словно кактус!
Доктор и медсестра разразились смехом, прослезились даже. Вытирая глаз краем платка, доктор сказал:
— Вы душевный человек! Таких недостает! Ну рассмешили.
— Да уж, — медсестра еще не могла отдышаться, смотрела в карточку и всё губы ее ходуном ходили, силясь одолеть улыбку.
— Дайте я попробую, — доктор вскочил, затопал ногами, закричал:
— Я словно кактус!
И взорвавшись нутряным хохотом, согнулся пополам. Что с ним делалось — и охкал, и будто сом, хватал воздух ртом — когда с животом спазма сделалась, и встал на колени и так ходил по всему кабинету, опирась об пол правой рукой, и к кушетке подошел и в кулаке простыню мял-жмакал и на себя тянул. А Мочевой и медсестра сидели да посмеивались.
— Хааа, — едва выговорил доктор, отворил окошко и перевалился туда.
Медсестра бросилась, поглядела вниз — на асфальте под стеной лежал с разбитой головой. Кровища. Мочевой остался на стуле, пальчиками по столу забарабанил.
— Я вам сейчас другого психиатра позову, — сказала медсестра и вышла. А потом вернулась с человеком, похожим на шкаф. Был он в белом халате, двух метров росту, с квадратной бурой бородой и похожий на медведя.
— Купец Ипатов, — назвал он себя, протягивая Мочевому волосатую руку. Потом уселся, хлопнул себя по коленям и весело сказал:
— А мы всё по сухофруктам!
— Ну и как идет торговля? — спросил Игнатий Федорович робко.
— Из года в год по-разному. Вот в прошлом году меня сильно подкузьмила груша, знаете ли. Да, — и психиатр помрачнел.
— Я вам говорила брать чернослив, — упрекнула медсестра.
— Что ж. Да. Не послушался. Такой дурак. Что, со света меня хотите сжить? Так не надо. Я сам!
Стол руками пихнул, к окошку подскочил и был таков. Однако упал на первое тело и только пребольно расшиб себе нос. Но прием дальше вести не мог. Крикнул снизу: