— Ничем не могу помочь вашей подруге, — говорит Липовицкий, — Мне нужно подумать. Оставьте свой "Зенит" у меня и зайдите завтра.
— А что же мне сказать родителям Миры?
— Вот что сделайте — позвоните им и скажите, что Мира останется ночевать у вас. Утро вечера мудренее.
Когда Валя ушла, фотограф поднес фотоаппарат к лицу и заглянул в видоискатель. Мир стал черно-белым.
В десять вечера, когда бабушка стелила себе и внучке постели, во дворе скрипнула калитка и через какое-то время в дверь позвонили.
— Кто бы это мог быть? — спросила у Вали Кульбинична.
— Не знаю. Соседи может? — и пошла открывать.
А пришли Женя с Ваней. Ване было жарко, он был в кедах, майке и спортивных трусах. Выбрасывая вперед то одну, то другую руку, он петушился:
— Бокс! Бокс!
Женя улыбнулась и сказала Вале:
— Поздравляем тебя с прошедшим днем рождения.
День рождения у Вали был еще в мае. Она ступила в сторону, растерянно предложила:
— Проходите.
Гости зашли в коридор. Ваня затопал ногами:
— Грязь сбиваю. Я так, тапки не надо.
— Ой, мне тоже! Я в чистом, — и Женя пошла в комнату. Ваня следом.
— Кто это? — спросила Валю бабушка.
— Это Валя, моя одногруппница.
— А, ты о ней мне рассказывала. За книжками?
Ответила Женя:
— Нет, мы поздравить пришли. Дарим тебе, Валя, вот эту нитку!
Протянула Вале нитку.
— Ею можно резать сыр и масло. Давай я покажу. У тебя есть сыр?
Будто во сне, Валя пошла на кухню, достала из старого пузатого холодильника с полкило голландского в кульке, и вернулась с ним в комнату. Женя вынула сыр, кулек расстелила на столе, а сверху положила сыр. Намотав на пальцы концы нити, она отрезала довольно большой ломоть и быстро отправила его себе в рот.
— Ловко, — тихо подытожила Кульбинична. Женя обратилась к Вале.
— Видишь как? Давай еще раз покажу. Смотри внимательно!
И повторила опыт. А Ваня ударил себя выше колена и рассмеялся невыносимо громко.
— Сыр можно уносить? — спросила Валя.
— Орехи! — Ваня указал на вазочку с орехами, стоящую на подоконнике.
— Берите, — сказала Кульбинична. Ваня в два шага оказался рядом с вазочкой, набрал в обе руки, переместился к двери, вложил между нею и косяком орех и двинул на себя дверь. Орех захрустел и раскололся. Вместе со скорлупой на пол посыпалась белая краска, а в дверном косяке образовалась вмятина.
— Придешь на мой день рождения? — спросила Женя Валю.
— А когда он у тебя будет?
— На Новый год! — и сунув в рот пальцы, за нижнюю челюсть, странно засмеялась.
— Моя сестра сумасшедшая. Она съела своего хахаля, — пояснил Ваня и стал другое рассказывать:
— А вот знаете, когда строится гидроэлектростанция и затапливается какая-то территория, то потом пустые гробы всплывают. Их к берегу прибивает волной, и рыбаки с лодок видят.
— Внучка, — сказала Вале бабушка, — Это нам с тобой наверное снится. Нам нужно проснуться.
— Да, такого не может быть.
— Не может. Давай проснемся.
Вдруг Ваню начало корчить.
— О! У! — восклицал он, то поджимая ногу, то сгибая руку.
— Ломка! Срочно дайте ему конфету! У меня все вышли! — Женя вывернула карман джинсов. Оттуда выпали бумажка и всякая пыль. Кульбинична порылась в серванте, там был запас старых конфет, которых ни сами не ели, ни гостям не предлагали.
— Пожуй, сынок! — предложила она Ване.
— Лучшее лекарство… — Ваня сунул конфету в рот. Перестало корчить. Он утер мокрый, с налипшими волосами лоб, обратился к сестре:
— Ну, мы наверное пойдем?
— Да, уже поздно.
— Ой поздно! Спатки, спатки пора! — он засуетился, засобирался. Женя подошла к Вале вплотную, и так ей, весело:
— Ну как, понравилась нитка?
— Да. Спасибо.
— Мы так и думали, что тебе понравится. И сыр резать можно, и масло. И пуповину перевязать, если случатся роды. Рожать еще не собираешься?
— Вроде нет.
— Ну я тебе кавалера найду. Ну что Ваня, идем?
— Идем! Идем!
Фотография проявлена, напечатана и висит, сушится на веревочке. С карточки глядит улыбающаяся Мира, рядом с вазой разбитой. Липовицкий отдаст ее завтра Вале и скажет:
— Вернуть ее в нашу жизнь сможет только любовь.
И вернет фотоаппарат, такой же черный "Зенит", как у Вали. Всю ночь Дионисий Лазаревич будет пилкой, кисточкой и краской приводить его к подобию Валиного. А фотоаппарат Вали оставит себе для дела важного, давно созревшего.
Глава 8, Застолье
Балагуровы заметили, что их квартирант бледнеет не по дням, а по часам. Всё сидит и печатает. Голова уже болела от стука клавиш. Но Балагуровы понимали, что идет напряженная творческая работа и они живут внутри истории. Поэтому решили Колю всячески поддерживать. Они предлагали ему выйти, походить хотя бы по двору, размяться. Коля отверг прогулки. Тогда Балагуровы купили ему йогурты и витамины. Коля отвергнул йогурты и витамины. Балагуровы не знали, что и делать, как тут подошло время именин Клубничкиных.