Ноликов в домике Фокина и Мамалыгина. Без труда отыскал новые брюки. Хотел уже выходить, но увидел красный блокнот Мамалыгина. Открыл. На первой странице было: "Вяч. Мамалыгин. Угарный газ. Часть третья". Полистал и смутно начал понимать, что перед ним написанная сильным убористым почерком рукопись романа ужасов. Не вникая в сюжет, Коля успел ощутить странный порядок слов, который проникал в точку между глаз и над носом, заставлял постоянно смотреть в текст, не отворачиваясь. Едва найдя в себе силу закрыть книжку, Ноликов начал шарить по домику и вскоре нашел — со стыдом в душе вывернув шмотки из рюкзака — еще четыре таких блокнота, уже частично заполненных. Последняя часть была написала целиком.
У Ноликова возникла мысль — надо взять себе, почитать, сохранить. И чтобы пощадить чувства Фокина. Пусть лучше думает, что украли его цитаты. Собрав книжки Мамалыгина в стопку, Коля отнес их в свой домик, а со штанами вернулся к Фокину.
Между тем в Княжие Бары тайно, поездом, прибыл Запечный. В носках у него были сбережения, положенные в полиэтиленовые кулечки. Чтобы быть неузнанным, Запечный сбрил усы и носил парик, выглядевший копной каштановых волос. Парик постоянно сползал. Едва ступив ногой на святую столичную землю, Запечный тихо сам себе проговорил:
— Операция "Ни хрена!" начинается.
В привокзальном киоске он купил карту города. Остановился в гостинице. Несколько дней ездил по Княжим Барам. Ставил на карте крестики. Запечный помечал расположение базаров — как больших, так и уличных. Затем Денис Иванович зажил иначе. Каждое утро он вставал и совершал поездки по всем базарам, скупая хрен на каждом. Брал и банки с хреном, и коренья.
Расплачиваясь, Запечный неизменно произносил:
— Вот домработница выходная, сам хожу по базарам.
— А что? — спрашивала торговка. Запечный пояснял:
— Да ведь я писатель, Николай Ноликов, слышали о таком?
Занимаясь этим делом в будни и выходные, Запечный однажды посетил гастроном на углу Баггавутовской и остановился в умопомрачении. Наконец нашел в себе силы спросить у продавщицы:
— А что, у вас хрен в магазинах продается?
— Да, где же еще?
— А у нас в городе только на базаре.
В три часа ночи Метищевым позвонили в дверь. Женя тут же вскочил, закряхтел и стал собираться:
— Кто-то помер!
Алиса осталась лежать, как раньше — с наперстками на мизинцах ног. Мышей боялась, дом старый. Проговорила сонно:
— Почему так думаешь? Не открывай.
Женя надел мятый халат поверх пижамы, вышел на балкон — узкий, с ржавыми перилами. Глянул вниз, на подъезд. Никого подозрительного. Вернулся к жене.
— Так как думаешь, открывать или нет?
Раздался стук. Женя решился:
— Надо пойти посмотреть.
Возле двери он сбавил ход и неслышно приник к глазку. За дверью стоял крепкий молодой мужчина в пиджаке.
— Кто там? — спросил Женя. Незнакомец посмотрел прямо в глазок и ответил:
— Мне надо сходить в туалет, впустите.
— Идите в кустики! — нашелся Женя. Мужчина устало начал перечислять:
— Я повторять не буду, или вы впустите меня, или я вам наложу тут под дверью, долго раздумывать нет времени, решайте.
— Что они хотят? — Алиса показалась в коридоре. Женя объяснил. В это время мужчина сказал:
— Так, время вышло!
Женя бросился к глазку — теперь была видны макушка и затылок ночного гостя. Женя застучал по двери кулаком:
— Не сметь! Уходите! Я милицию вызову! Алиса, звони участковому!
— Сейчас иду звонить! — громко отозвалась Алиса. Телефона у Метищевых не было, телефонизация еще не докатилась до их дома. Алиса повернулась к стенке и отчетливо проговорила:
— Алло, милиция? Это с Баггавутовской пять вас беспокоят. Баггавутовская пять, да. У нас тут ситуация сложилась…
— Он уже уходит, — сказал Женя.
Поправляя одежду, незнакомец шагал вниз по лестнице.
— Я вам потом перезвоню, — пообещала Алиса обоям на стене. У Жени вдруг остро зачесался подбородок. Женя озаботился — а как же утром выйти из квартиры? Ведь дверь-то бронированная, открывается наружу. Надо всё прибрать с той стороны, а потом уже открывать дверь. Алиса знай себе кивает:
— Да, да, в самом деле.
— Но как? — вопрошает Женя.
Сначала надо убедиться, что злой незнакомец действительно нагадил. А потом уже можно перелезть на соседский балкон, с каким-нибудь совочком и газетами, и выйти в парадное. Женя взял швабру, отправился на балкон и начал осторожно тукать в стекло соседнего окна. Там тоже был балкон, заставленный пустыми бутылками сортов, что не брались в пункте приема. А выбрасывать жалко. Может откроют где еще пункт приема для всего. Или для битого стекла — тогда этот сосед, Ледащев Егор, положит бутылки в мешок и будет бить их рашпилем, пока не превратятся почти что в самоцветы.
Ледащев проснулся и темный, с кругами под глазами, в трусах и белой майке вышел на балкон:
— Чего стучишь?
— Тут нам на пороге кажется нагадили, можешь выйти в парадное проверить?
— Трудовой день окончен, я не обязан. Надо было меня будить?
А в комнате, у Метищевых, Алиса вздохнула и губу закусила от раздражения. Какой же Ледащев непонятливый! Надо будет подарить ему книжку поэзии. Женя мягко убеждал: