Воззвание к жизни

Знание, не проистекающее из телесного опыта, неизбежно подчинится власти разума, власти интеллекта. Однако во внезапно освобождающихся из-под надзора разума жизненных импульсах пробуждается сознание, чувственный интеллект, способный постичь то, что казалось недосягаемым. Маловероятно, что участники восстания 14 июля, захватившие Бастилию, читали Дидро и его друзей-энциклопедистов или же обратились к их трудам когда-либо на протяжении своей жизни. С другой стороны, можно с уверенностью сказать, что отзвуки сознания, настойчивым эхом и перезвоном повторявшиеся в воздухе, мог услышать самый простой и безграмотный человек, которого «просветили» эти далёкие лучи, открыв ему захватывающую дух поэзию восстаний. Смысл событий открывался ему с ослепительной яркостью. Он обладал знанием Гавроша, в преддверии гибели распевающего песню с именами Вольтера и Руссо¹⁷.

Упрощение и обеднение языка во имя «понятности для народа» демонстрирует, что интеллектуальность – это власть разума над телом. Укрепляя свой авторитет предводителя, главы и вождя, интеллектуал принимает окружающих за недоумков. Такова манера новояза – обращаться (в зависимости от того, какой толпой нужно манипулировать) то к телесному опыту в закреплённой за ним простонародной форме, то есть в самых грубых и примитивных выражениях, то к интеллектуальности, пересказывая в риторических светских оборотах мёртвые идеи, стремящиеся к высшему уровню абстрактности.

Такое чередование представляется удобным механизмом распределения, позволяющим обвинить в элитарности любую задачу, выходящую за заданные властью рамки: к примеру, желание раскрыть область жизненного опыта в его наиболее радикальной форме.

Радикализм – это идеологии радикальности.

Не феминизм и не маскулизм, но установление акратического превосходства женщины

Не вступая в споры об идее жиланизма (общества, избавленного от угнетения одного пола другим), можно с уверенностью заявить, следуя за рассуждениями Марии Гимбутас¹⁸, определившей равный статус мужчин и женщин в предаграрных обществах (такое положение сохранялось вплоть до неолита), что женщина подверглась той же процедуре обесценивания, что и природа, систематически подвергающаяся насилию и грабежу.

Причины, спровоцировавшие этот сбой и разрыв с опытом предыдущих цивилизаций, ещё предстоит выяснить. По версии Гимбутас, причина кроется во вторжении курганов, агрессивного индоевропейского племени, название которого происходит от слова «курган» или же «тумулус» – так назывались гробницы. Им удалось одомашнить лошадей и установить авторитарную патриархальную систему, в итоге разрушившую равенство мужчин и женщин.

Возможно, за акратическим (от греческого слова “akratos” – без власти и авторитета) превосходством женщины последовал матриархат, породивший тех богинь плодородия, что сместили с пьедестала самовлюблённых и раздутых мужской гордостью богов. В чём точно можно быть уверенным, так это в том, что с возникновением городов-государств участь женщин становится крайне незавидной, а женственность наделяется низким общественным статусом. Большинство философских и все религиозные течения вторят догмам антифизиса, антиприроды. Они приписывают женщинам зловредное влияние, о котором и в XXI веке пытается рассуждать бьющаяся в агонии мизогиния. И таким образом, пока не будет заключён союз человека с другими царствами существ, с которыми он неразрывно связан, наши нравы не удастся избавить от хищнического инстинкта, основы забросившей нас и заброшенной нами цивилизации.

То, что было отнято у жизни цивилизацией работы, ранило и обострило женскую чувствительность гораздо глубже, чем мужскую. Мужчина, укрепившийся в своей роли доминирующего хищника, представал перед глазами общества в доспехах характера, сдерживающего, а не превосходящего мятущееся животное начало. Жесткость этого характера лишь подавляла страсти, оборачивающиеся извращениями и дикой пляской смерти, кровавыми братоубийственными войнами.

Лишённая естественной силы, женщина была долгое время вынуждена прибегать к уловкам ради самозащиты. Похоть и хитрость – вот что видит в ней самец. Она – змея, тот самый змий, которого попирает святой Георгий, копьём пронзая его насквозь. Всякий мужчина, от ничтожного простака до наделённого славой героя, мнит себя образцом мужественности; он тем более высокомерен и презрителен по отношению к женщине, чем больший нутряной страх охватывает его перед ней. Её единственный способ добиться уважения – сбежать из-под надзора матери-наседки и начать вести себя подобно самцу.