Впереди Авангарда

Он один пока знал кто там, в колхозе, волшебные чудеса чудит. Но не говорил пока никому. Потому, что все должны знать, что светлое будущее создано светлыми головами трудящихся, а не Бабой Ягой с чертями. Хорошо бы тайну эту навсегда сохранить. Очень уж жаль губить наивную веру народа в могущество социализма.

– Верно рассудил, Ванёк.– Сказала висевшая у него над головой Баба Тэтчер Яга. – На фига народу знать что мы сила – то, конечно, нечистая, но в душе к людям добрая.

Поблагодарил её Иван за скорую помощь да и пошел разглядывать – каков он есть в натуре – коммунизм. И верилось ему, что он к хорошему делу руку приложил, и не верилось. Наверное – это правильно. Ни в чем не сомневаются только конченные дураки. А Иван – дурак, это, если сказки перечитать, поумнее многих умников Дурак. Улыбнулся Ваня и прошел мимо стенда придорожного с красивыми буквами – «первое в мире коммунистическое село « Свет зари».

– «А у негритянки всюду волосы кудрявы» – просвистел он фразу из любимой песни, обалдев от увиденного за километр чудо – города, напоминающего фотографию из книжки про неизбежное загнивание капитализма

Глава четырнадцатая

Гладко было на бумаге

– Ё-моё! – ласково восхитился Иван метров за сто, оставшихся до деревни, где уже расцвёл коммунизм, Он занёс для очередного шага ногу, но она не слушалась хозяина и зависла над мраморной плиткой. За красивым резным забором, окружившим бывшую грязную, заваленную отходами околицу, землю покрыл слой мрамора вперемежку с клумбами. Из них радостно торчали, кивая разноцветными головками, цветы. Ваня таких и не видел никогда. Клумб нарыли уйму. Длинных, круглых, квадратных и в форме пятиконечной звезды. Цветы в ней, естественно, процветали пурпурные. Мраморные дорожки веером раскрывались на сто восемьдесят градусов. Выбирай ту, которая к дому приведёт, и скользи аккуратно, не спеша. По мрамору ускоряться – рухнешь непременно. Его и уложили специально. Чтобы население куда бы ни спешило, но только красивым прогулочным шагом. Хотя куда спешить при коммунизме?

Неожиданно из-за клумбы с высокими весёлыми оранжевыми крупноголовыми цветками вынырнул такой же весёлый, гладкий и в меру толстенький мужичок при белой рубахе с красным галстуком, в кремовых шелковых штанах и желтых сандалиях, надетых на голубые носки.

– Ванька, сволочь! – радостно, будто «волгу» выиграл в лотерею ДОСААФ, завопил мужичок. И только по голосу Иван обнаружил в наряженном как для культпохода в театр гражданине председателя бывшего колхоза «Ни свет, ни заря» Фиглярского Николая Степановича. – Ванька, гадость ты моя родненькая!

Дай я тебя обниму усиленно и поцелую золотую руку твою! То, что ты сделал с моим грёбаным колхозом – подвиг! Тебе надо дать золотую звезду Героя, чего я не в силах произвести. И обязательно самый лучший дом в колхозе, что для меня дерьмо-вопрос! Три этажа, Ванёк, два бассейна с баней, машина «мерседес» под окнами, и перед воротами дома твоего следует отлить из золота памятник тебе в три твоих роста! И то этого мало! Ещё придумаю! Ты ж с изнанки жизнь народную вывернул на лицо прекрасное, счастьем облил нас всех как дождём урожайным. Или даже елеем оливковым импортным. Ведь несравненно стало жить на свете белом! А почитай ещё месяц назад каждый колхозник наш с бодуна добровольно мечтал жизнь прервать свою убогую. Пивом до смерти отравиться или шницелем в столовой. И каждый собирался повеситься на берёзе в лесочке. Но все, знаешь же, пили пиво бочками и до леса дойти сил не имели. Только до нужника во дворе церкви. Тьфу, погань была, а не жизнь. Существование одно. Дай я тебя…

– Ты вообще в себе, сын Степана? – Ваня поздоровался с председателем за руку.– Трезвый, а такую ересь молотишь. Я тебе жена – обниматься с тобой? Давай, веди в город. Это же город теперь?

Фиглярский истерически и исступлённо стал трясти головой вверх-вниз.

– А я тогда кто? Председатель горисполкома теперь?

– Забудь эти ваши дурацкие названия, ошмётки социализма. При коммунизме нет чинов. Все равны. Теперь все сами управляющие всем. Всё общее. Деньги мы у вас отменили. А ты теперь просто – равноправный лидер нового строя, – Иван погладил Степаныча по спине. – У блатных этот чин называется «смотрящий». Вот и ты будешь смотрящим. Надо брать даже из нехорошего дела вроде блатняка – полезное. Оно там тоже есть.

– А ничего, мне нравится, – обрадовался председатель. – Вроде бы как город наш – корабль, а я вперёд смотрю. В еще более светлое будущее. Туда мы плывём всей оравой.

– Ну, всё, – сказал Иван. – Хочу посмотреть, с людьми поболтать о новой жизни, чтобы потом Червонному-Золотову доклад сделать. Он у нас теперь ещё и равноправный лидер коммунизма в области. Тож смотрящий вперёд. Но подальше тебя маленько.

И они вошли в город-сад. Похожий внешне на рай, нарисованный для музеев и галерей многими большими и даже великими художниками.