Впереди дальняя дорога

Все ее прошлое вспоминалось мне. Всякие мельчайшие детали. Вся прошлая жизнь до меня, все темные обстоятельства. Но ведь она могла и не все рассказать, что-то могла и утаить. Может, она раскаивается в том, что стала близка со мной? Разочарована? Ведь любила она кого-то раньше. Не может быть, чтоб все ее связи с мужчинами остались бесследными. Другие мужские руки ласкали ее. Не оставалась же она безучастной к ним. Может, вспоминая теперь, она увидела, что ошиблась во мне. Не тот, не тот.... Может, я для нее только эпизод? Она могла уехать к одному из тех, кого знала раньше. Может, кто-то нашел ее, и она вернулась к нему? Таким мог быть и Сизон. Неужели Борис может быть прав? И это конец всему?

Голова у меня шла кругом.

Отец и Ленка заметили мое исступленное настроение. Но ни о чем не расспрашивали. Ленка вела себя подчеркнуто внимательно, обращалась со мной словно с больным. Сочувствуя мне, она торжествовала свою победу, готовясь плясать на моих костях.

В мрачном настроении, с тяжелой после бессонной ночи головой, я ехал ранней электричкой в город. Сегодня наш рейс. Несмотря ни на что я надеялся встретиться с Тоней. Что мы скажем друг другу? Что вообще будет?

Я обходил автобазу, выглядывая Тоню.

Меня окликнули. Я оглянулся. От толпы шоферов отделился Голубев. Мы поздоровались.

— Сегодня Тони не будет,— сказал он.— Другая с нами поедет. У Тони освобождение по болезни.

— Тебе откуда известно?

— Да она же к нам в Бобровку приехала. Разве не знал? У нас отдыхает.

Я не стал задавать ему вопросов. Но мне стало чуточку легче. У Голубевых. Не то, что я думал. Голубев ничего больше не добавил к сказанному. Я ждал, что может она, просила мне что-либо передать. Нет, ничего. Он не забыл бы.

На конечной остановке я, между прочим, спросил Голубева:

— Долго собирается пробыть у вас?

— Не знаю... Вы что, поссорились? — Он внимательно смотрел на меня.

— Почему так решил?

— Показалось... Вроде она чем-то сильно расстроена.

Вот и весь разговор. Мне не хотелось посвящать Голубева в подробности. Да и что я мог, собственно, ему сказать?

Только на автобазе, по возвращении из рейса, я предупредил его.

— Сейчас пойду к Тоне домой. Не окажется ее там — прикачу к тебе в Бобровку. Не возражаешь?

— Валяй,— согласился он.

Я торопился к ее дому. Мне стало несколько спокойнее. Теперь хоть знаю, где ее можно найти. Самые мрачные подозрения, самые мрачные мысли оставили меня. Мне даже стало стыдно, что я так плохо мог думать о ней. Самым важным стало — увидеть Тоню.

Дверь ее комнаты была полуоткрыта. Я рывком распахнул ее и встал у порога.

Тоня гладила. В комнате стоял запах мокрого белья и горячего пара. Я видел спину, с желобком, заметным сквозь легкое платье, склоненную голову, завитки волос. Легко двигались ее руки.

Я смотрел на нее с волнением и думал, что мне без нее совсем невозможно. Не могу я оставить ее. Не могу! Если она сейчас скажет, что я должен ее покинуть, то я способен на самое решительное. Я подумал, что в таком состоянии человек и совершает преступление. Так, наверное, и происходят убийства из-за любви и ревности. В такие минуты может подняться рука на человека, которого ты любишь.

Она обернулась, увидела меня и поставила на кафельную плитку утюг.

Движения ее были спокойными. На меня она смотрела просто, словно ничего не произошло.

— Так и надеялась,— сказала Тоня.— Ждала, что после рейса сразу зайдешь.

Всем своим внешним видом, безучастным тоном, она словно отгородилась от меня. Все во мне рухнуло.

— Тоня! Как понять? Что случилось? Я шагнул к ней, протянув руки.

Она отвела их и отступила.

— Не надо,— попросила Тоня.— Не надо, прошу...

— Я ищу тебя все эти дни... Ничего не могу понять. Как можно? Что ты со мной делаешь?

— Все скоро узнаешь,— сказала Тоня все тем же безучастным тоном.— Подожди... Присядь, пока наведу порядок.

Стул был занят бельем, я присел на кровать. Не торопясь, она все убрала со стола, со стула. Потом сняла с себя блузку и стала надевать другую. Никогда до этого она не переодевалась при мне. Я поднялся, подошел, положил руки на обнаженные плечи и поцеловал в шею. Осторожным, но решительным движением Тоня высвободилась из моих рук и опять попросила:

— Не надо же... Еще раз говорить... Она вышла из комнаты.

Я понимал — что-то случилось! Мне это еще предстояло узнать. Но страха не было. Я не верил, что сижу в этой комнате в последний раз, что Тоня может сказать такие слова, которые воздвигнут меж нами непреодолимые преграды. Нет, до этого я не допущу. На все пойду...

Появилась Тоня. Она молча постояла. Глаза ее были странно отрешенными.

— Не хочется тут разговаривать,— сказала она.— Увези меня куда-нибудь.

Я даже обрадовался такой просьбе.

Мы поехали в городской парк. Он тянулся на несколько километров вдоль реки, крутым откосом спускаясь от аллей к берегу.

Мы зашли в самую малолюдную часть парка. У берега увидели закусочную. Тут и остановились. Я был очень голоден и заказал обильный ужин.

Я бодрился. Но ожидание беды томило меня.

— Выпьем? — непринужденно сказал я, думая, что, может быть, этим выведу Тоню из ее странного состояния.