Впереди дальняя дорога

— Не знаю... не знаю... может, просто нездоровье. Не обращай внимания...

Она глубоко вздохнула, словно пытаясь освободиться от какого-то наваждения.

— Какое счастье, что ты рядом.

— Зажечь свет?

— Зачем? Посидим так.

Гроза ушла, за окном посветлело, ручьи теперь певуче журчали.

Мне хотелось вывести Тоню из ее странного и непонятного для меня тревожного состояния. Может, это просто минутное настроение? Оно может быстро пройти.

— Поднимайся, — предложил я. — Самое лучшее. Сейчас на улице должно быть хорошо. Пройдемся, тебе станет легче. Ну, встряхнись! — Я наклонился и поцеловал отдельно в каждый глаз.

Она покорно поднялась и молча стала одеваться.

Улица остро пахла тополями. Электрический свет от фонарей дробился в мелких лужицах, где плавали сбитые листья. Гроза вымыла и освежила город.

— Тебе лучше? — спросил я, заглядывая в лицо Тони.

Она кивнула.

В городском саду скамейки стояли еще сырые, и мы зашли в маленькое кафе. Заказали легкую еду и кофе.

Наверное, ей стало легче. Глаза потеплели, она мягко улыбалась.

— Тоня, — сказал я. — Хватит тебе ютиться в этой конуре. Так мне все труднее. Мне хочется заботиться о тебе, всегда тебя видеть.

— Разве ты не заботишься? — улыбаясь, она смотрела на меня.— Мне пока ничего не хочется менять.

— В мою любовь ты веришь?

— И не сомневаюсь... — Она быстро погладила мою руку. — Пока... — добавила она с той же улыбкой.

— Почему с таким добавлением?

— Разве есть вечная любовь? — Она шутила.

— Моя такая.

—Тогда у нас все впереди, — сказала Тоня. Она поежилась.

— Прохладно... Пойдем?

Мы поднялись, и Тоня вдруг сказала:

— Поеду к отцу. Что-то знобит, захотелось в ванну.

Я не стал возражать, хотя предполагалось, что я сегодня остаюсь у Тони.

На вокзал мы попали удачно, к самому отходу электрички. И через час были в Крутогорске. Тоне, в самом деле, нездоровилось, я уже упрекал себя, что вытащил ее из дому, настоял на прогулке.

У Базовского еще горел свет. Мы простились у калитки и условились, что я приду к Тоне утром.

29

Около десяти часов утра я пошел к Тоне. На двери висел замок. Константин Григорьевич на заводе. А где Тоня? Знала, что приду. Могла приколоть записку. Может, отлучилась на короткий срок? Я посидел с полчаса на скамейке у ворот, надеясь увидеть ее на улице.

Потом пошел домой. Часа через два опять заглянул к ним на двор. Дверь по-прежнему заперта.

Странно и непонятно.

Я позвонил Константину Григорьевичу на завод.

— Уехала чуть свет,— сказал он.— Просила передать, что вечером вернется.

Меня это задело. Что за внезапная необходимость поездки в город? Разве не могла сказать об этом в записке? Вечером Тоня не вернулась.

Встревоженный, я ринулся в город. Десятки самых нелепых предположений одолевали меня. Я не мог найти ее поведению уважительных причин.

Поездка в город ничего не дала. Тони дома не застал. В первом часу ночи я вернулся в Крутогорск.

Свет в доме Базовского обрадовал. Не спят... Сейчас увижу Тоню, все узнаю.

На стук в дверь вышел Константин Григорьевич.

— Ты? — удивился Константин Григорьевич.— Без Тони? А я не ложусь, жду.

Он пригласил войти.

В комнате на столе стоял чайник, накрытый полотенцем.

— Видишь,— показал Константин Григорьевич,— держу горячим. Думал, Тоня с дороги захочет чаю. Теперь уж не приедет. Присядешь?

Он забеспокоился, узнав, что я из города.

Смутная надежда еще жила во мне. Следующая электричка приходила через сорок минут. Может, Тоня вернется с ней? Я остался у Базовского.

Он разлил в стаканы чай, придвинул тарелку с бутербродами. Я взял, было, бутерброд, но отложил. Какая сейчас еда!

— У вас вчера ничего не случилось? — спросил Константин Григорьевич.

— На нездоровье она пожаловалась. Знобило... Я же ее до вашего дома проводил. А почему вы спрашиваете?

— Показалось мне... Вроде что-то неладное у вас. Нехорошей была Тоня. Знобило — да, но настроение подавленное. Такой давно не видел.

— Как же вы могли отпустить ее утром?

— Знал бы... Да и как удержишь.

— Не понимаю, ничего не понимаю,— пробормотал я.

В самом деле, я ничего не понимал. Ведь мы расстались по-доброму, спокойно. Что же потом могло случиться?

Сорок минут минули. Значит, не приехала. Я поднялся. Константин Григорьевич не стал меня удерживать.

— Не крути себе голову. Завтра все узнаем,— сказал он мне в утешение.

Не появилась Тоня в Крутогорске и на следующий день. Я побывал у нее: комната по-прежнему была на запоре.

Несчастье? Я отбрасывал мысль об этом. Оставалось одно. Вечером, простившись со мной у дома Базовского, она решила уехать рано утром из Крутогорска. Куда? Зачем? Почему не предупредила меня об этом? Даже не захотела видеть. Ведь знает, что я должен встревожиться. Сознательно так поступила? Почему? Я терялся в догадках. Никакой вины у меня перед ней не было. Что все это могло значить? Откуда вдруг такая жестокость?