Впереди дальняя дорога

Недели через три мы с Ленкой провожали в Москву тетю Надю, Николая Ивановича и Катю. Они улетали на коллегию министерства для доклада о Каштайских рудах.

Предсказания Бориса поразительно сбывались. В эти дни, после его статьи на завод приезжали обкомовские работники, побывало на нем немало всяких комиссий, даже московская. Про отпуск тетя Надя и не заикалась. Еле успевала проводить одних гостей, как появлялись новые.

Опять было то же летнее кафе, где мы заняли столик, то же напряженно гудящее над нами небо, непрерывное встречное движение пассажиров — улетающих и прилетающих. И то же ощущение кратковременности разлуки, дальности пути и больших дел.

И все же была разница. Даже в погоде. Сегодня стоял яркий солнечный день, с легким ветерком, который разгонял духоту. Четкие тени лежали на земле. Тогда меня подавляло равнодушие расставания. Мы говорили с Борисом вроде об очень важном и были страшно далеки друг от друга. Он словно начал полет с той минуты, как ступил в аэровокзал и все больше отдалялся от меня.

Наши улетали с таким настроением, словно отправлялись не на коллегию министерства, где будут решать важное, определять практическое значение исследования Каштайских руд, а в интересное и непродолжительное путешествие.

О цели поездки даже не заговаривали.

— О чем мечтаю,— говорил благодушно за столом Николай Иванович.— Сходить за грибами... Знаете, подняться раненько, когда чуть светать начинает, надеть рванину, корзину в руки и в лес. Люблю это занятие. Вернусь, непременно — по грибы. Как смотрите? — весело обратился он ко всем. — Найду попутчиков? Сотворим обязательно грибницу в лесу. Умеете делать? Научу. Ты, Надя, не возражаешь?

— Подожди загадывать, — попыталась охладить его пыл тетя Надя. — Как в Москве будет. Намнут нам шею, тогда о грибах забыть придется.

— Что Москва! — отмахнулся беспечно Николай Иванович. — Ничто меня не тревожит. Ведь яснее ясного.

Катя, дождавшись удобной минуты, когда мы оказались наедине, попросила:

— Постарайся помириться с Леной.

— Да разве это я виноват?

— Знаю... Говорила с ней. Но сделай сам первый шаг.

— Думаешь, она что-нибудь поняла? Катя неопределенно качнула головой.

— Готов хоть сто шагов сделать, — заверил я.

С Ленкой мы проводили наших до выхода на летное поле и дождались, когда самолет взлетел в воздух и, круто сверля небо, взял направление на Москву.

Из аэропорта в город мы возвращались в такси.

На горизонте появились клубы синеватых туч. Беззвучно посверкивали молнии. Открывалось странное по красоте зрелище отдаленной грозы.

Момент для разговора с Ленкой казался подходящим. Но она помешала мне его начать самому.

— Ты, конечно, домой не поедешь — вызывающе спросила она.

— Сожалею, но не смогу. Ленка на это ничего не сказала.

Она сидела молчаливая и враждебная.

— Почему ты не хочешь понять меня? — мягко начал я. — Даже не пытаешься. Изменить ты ничего не изменишь. Тебе с этим придется примириться. Даже и сейчас не понимаю, почему у тебя такое отношение к Тоне.

— У каждого свои понятия добродетели, — сказала Ленка.

Я только рассмеялся.

— Ну и носись с ними... Но, сожалею, Ленка, что мы с тобой теперь будто враги.

— По твоей вине, — возразила Ленка.

— Перестань... Ты закрыла дорогу Тоне в наш дом.

— Почему?

— Не слепая же она.

На этом и оборвался наш разговор. Всю остальную дорогу мы молчали.

Я довез Ленку до вокзала и на той же машине поехал к Тоне, как мы условились с ней заранее.

Над городом плыли темные тучи, порывами налетал ветер. Вихри пыли взметывались на улицах. Все чаще и все звучнее погрохатывал гром.

Тоня спала.

Я присел к столу и смотрел на ее спокойное лицо.

За окном почернело, дождь с силой ударил в стекло. В комнате сразу стало сумрачно. Полыхнул резкий свет молнии и от грома, раздавшегося над крышей, стекло задребезжало.

Тоня вскинулась.

— Кто тут? — тревожно вскрикнула она. Я подсел к ней.

— Ближе, — Тоня потянула меня настойчиво за руку.

Я придвинулся к изголовью. Она судорожно прижалась ко мне, словно искала от чего-то защиты. Я слышал частые и гулкие удары ее сердца.

— Что с тобой, Тоня? — тихо спросил я.

— Молчи, молчи... Какая гроза!..

Мы сидели прижавшись. Одна молния следовала за другой, мгновенным светом озаряя комнату. Словно кто-то включал и выключал электричество. Сильные удары грома обрушивались на крышу и потом гулкими раскатами уходили куда-то вдаль.

— Ты тут давно? — спросила Тоня. — Не слышала, как вошел... Снился страшный и нелепый сон. Открыла глаза, а возле меня какая-то тень, молнии, гром... Как хорошо, что ты пришел. Могла с ума сойти... без тебя... одна...

Губами я коснулся ее лба. Он был холоден и влажен.

— Тебе плохо? — спросил я.

— Не знаю... Просто нездоровится...

Гроза уходила. Молнии сверкали уже где-то в стороне, и гром доносился отдаленными раскатами. Только дождь все с той же буйной силой стучал в стекло, и слышалось клокотание ручьев.

— Знаешь, — тихо сказала Тоня, — у меня сердце оборвалось... Помнишь в «Медном всаднике»? Буря... ливень... как будто бури грохотанье... тяжелозвонкое скаканье...

— Но что тебя пугает?