Впервые в Москве. От долетописных времён до конца XVI столетия

«Пушки пущаху». В 1959 году в Пекинском историческом музее функционировала выставка древнего китайского оружия. В числе экспонатов выставки находились две бронзовые пушки. По своему внешнему виду они напоминали ствол бамбука, то есть были с поперечными рёбрами.

Специалисты датировали эти орудия 1332 и 1351 годами. Но фактически первое пороховое огнестрельное оружие появилось значительно раньше. Профессор В.В. Косточкин писал по этому поводу: «Известное в Китае уже в начале XIII века, оно, очевидно, вторично было изобретено затем на Западе».

Действительно, в докладе датского исследователя Э. Эриксона, сделанном на Первом международном конгрессе оружия и военного снаряжения, говорилось о том, что наиболее раннее изобретение пушек обнаружено на двух миниатюрах манускриптов Вальтера де Миллитера, датируемых 1327 годом. Вторая половина XIV столетия стала временем триумфального распространения нового оружия по всей Европе, где уже вскоре не существовало армий, не имевших своей артиллерии.

Рождение русской артиллерии обычно связывают с 1382 годом, трагическим годом разорения Москвы и Московского княжества Тохтамышем. Появление грозного противника оказалось совершенно неожиданным – Дмитрий Донской уехал в северные края собирать войско, поручив защиту города боярам.

Спасаясь от ордынцев, в столицу княжества сбежались жители окрестных сёл и деревень. Город был переполнен людьми, недовольными нерасторопностью и нераспорядительностью властей. Народ роптал и волновался. Это, конечно, не способствовало успеху обороны. Тем не менее Москва мужественно защищалась. Сообщая об отражении штурма Кремля, летописец отмечал, что москвичи со стен города: «стрелы пущаху, камение метаху, самострелы и тюфяки шебающе и самые тыа пушки пущаху на них».

Но можно ли считать эту скупую летописную запись свидетельством появления нового оружия на Руси? Конечно, нет, ибо артиллерия распространилась к этому времени довольно широко. Пушки уже знали даже в Поволжье. Вот сообщение летописи об осаде войсками Дмитрия Ивановича в 1376 году города Булгары: «Погании же изыдоша противу их сташа на бой и начаша стреляти, а инии з города гром пущаху».

При этом, упоминая о «громе», летописец не выражал никакого удивления, не констатировал новизны нового оружия для русских воинов и страха перед ним. Действительно, как могли москвичи не знать ничего об этом оружии, находясь между Литвой и Волжской Булгарией, чьи армии уже были вооружены пушками?

Конечно, знали и имели это оружие. Поэтому вполне правомерно следующее заключение профессора В.В. Ко-сточкина, специалиста по русскому оборонному зодчеству: «Можно, очевидно, предположить, что на Руси огнестрельная артиллерия появилась не в начале 80-х годов ХIV века, а по крайней мере в третьей четверти этого столетия. Больше того, надо считать, что к этому году артиллерийское оружие прошло и какую-то стадию развития, так как в сообщениях 1382 года пушки сразу названы “великими”, что говорит о крупности их калибра и, видимо, о развитом уже виде. Не следует упускать из виду также и то, что пушки, всегда предназначавшиеся для стрельбы ядрами на большую дальность, выступают в этих сообщениях вместе с тюфяками, а это уже второй вид огнестрельного артиллерийского оружия, предназначавшегося для поражения живой силы противника с близкого расстояния уже не ядрами, а дробом».

Трагическая арифметика. 26 августа 1382 года стало чёрным днём для москвичей. Татары, хитростью проникшие в город, не щадили никого: ни женщин, ни стариков, ни детей, ни священнослужителей. По образному выражению Н.М. Карамзина, меч опускался «единственно для отдохновения и снова начинал кровопролитие».

Москва давно уже не испытывала такого разорения. Летописец с горечью отмечал: «И до той поры, прежде, была Москва для всех град великий, град чудный, град многолюдный, множество в нём всякого народа, и множество богатства и всякого узорочья – и в един час изменился облик его. И не на что глядеть стало: разве только земля, и пыль, и прах, и пепел, и множество трупов. И святые церкви разорены, словно осиротевшие, словно овдовевшие…»

Из далёкого XIV столетия дошла до нашего времени страшная статистика разорения города. Из Ростовской летописи узнаём следующее. В Москве практически не осталось людей, но для предотвращения возможной эпидемии необходимо было как можно быстрее предать погибших земле. Пришлось раскошеливаться. За 80 захороненных великий князь выплачивал рубль. Общие затраты составили три сотни. Из чего следует, что в Москве погибло 24 000 человек.

Но это, конечно, цифра не полная: немало людей сгорело в домах, немало утонуло в Москве-реке, немало задохнулось в подвалах и были обнаружены много позднее. Москва (как, впрочем, и другие города: Владимир, Звенигород, Юрьев, Можайск, Дмитров) обезлюдела. Удар, нанесённый ордынцами по княжеству и его столице, был сокрушителен. Страна приняла его стоически – покорилась, но не смирилась. Надежда, всколыхнувшаяся на Куликовом поле, питала не одно поколение россиян.